ту, в свою очередь, возвели над скромным жилищем святых Иоахима и Анны. Неужели преподобный хотел сказать, что родители богоматери жили в подземелье? В том самом чудном гроте, куда они заглянули перед тем, как выйти из церкви? Она так надеялась, что созерцание грота вдохновит ее, но, напротив, — иллюзии рассеялись. На той безмятежной картине, что всегда рисовалась ее воображению, святой Иоахим и святая Анна жили в прелестном беленьком домике с маленьким, утопающим в цветах садом, а их благословенная дочь, сидя рядом с матерью, училась шить и штопать. Когда-то у нее висел календарь именно с такой картинкой: этот календарь она хранила долгие годы, пока Дора не сняла его со стены и не выбросила.
Мисс Дин огляделась, пытаясь хоть в воображении своем вызвать видение того, давно исчезнувшего, сада. Но вокруг было слишком много людей, и в их поведении не чувствовалось ни малейшего благочестия. Одна молодая женщина даже ела апельсин и давала по дольке малышу, который ковылял рядом, держась за ее юбку, а кожуру бросала прямо на землю. О боже, вздохнула мисс Дин, богоматерь пришла бы в ужас от такого хлева.[45]
На том месте, где начинался спуск к Вифезде, давка усилилась. У ограды стоял служитель и по одному пропускал желающих к купальне. Девочка на руках у отца плакала громче прежнего.
— Почему она так кричит? — спросил Робин.
— Наверное, не хочет спускаться к воде, — ответил Бэбкок.
Он отвел глаза. У девочки, очевидно, паралич; и отчаявшиеся родители, вероятно, собираются окунуть ее в купальню, надеясь на чудо.
— Я думаю, — оценив обстановку, сказал полковник, — нам лучше всего двинуться в преторию,[46] ведь толпа все прибывает.
— Нет, давайте немного подождем, — попросил Робин. — Я хочу посмотреть, что будет с девочкой.
Он перегнулся через перила и впился глазами в купальню. Место действительно неприглядное. Скользкие на вид ступени, темная, подернутая маслянистой пленкой вода. Дедушка, должно быть, прав, что это всего-навсего часть городского водостока, все равно что наша канализация. Человеку, который тридцать восемь лет был хромым, повезло, когда проходивший мимо Иисус исцелил его сразу, на месте. Это куда лучше, чем дожидаться, пока кто-нибудь поможет тебе спуститься в купальню. Возможно, Иисус догадался, что вода никуда не годится. «А вот и они», — сказал он про себя, когда отец, не обращая внимания на вопли испуганного ребенка, стал медленно спускаться по ступеням. Держа дочь одной рукой, он погрузил другую в купальню и трижды окропил ребенка водой, смочив лицо, руки и шею, после чего, победоносно улыбаясь любопытным зрителям, начал подниматься наверх. Его жена тоже улыбалась и вытирала лицо девочки полотенцем. А тем временем сама малышка, ничего не понимая, испуганно поглядывала на людей. Робин ожидал, что отец поставит исцеленную девочку на ноги. Но этого не произошло. Она снова начала громко плакать, и отец, шепча слова утешения, все так же нес ее на руках и, миновав ограду, скрылся в толпе.
Робин повернулся к преподобному Бэбкоку:
— Боюсь, их постигла неудача, и чудо не свершилось. Откровенно говоря, я и не ждал его, но, право, никогда не знаешь, что может случиться.
Остальные члены группы уже отошли от купальни. Всем было неприятно, что они стали невольными свидетелями того, как слепо некоторые люди верят в чудо. Всем, кроме мисс Дин, которая так и стояла перед церковью святой Анны и не видела случившегося.
Робин побежал к ней.
— Мисс Дин! — позвал он. — Вы еще не видели купальню Вифезду.
— Купальню Вифезду?
— Ну да. Вы же знаете. Она упоминается в Евангелии от Иоанна. Купальня, в которой ангел возмущал воду и где исцелился хромой. Правда, его исцелил Иисус, а не купальня.
— Ах да, разумеется, — сказала мисс Дин. — Прекрасно помню. Беднягу некому было снести вниз, а он все ждал и ждал.
— Так вот, — с гордостью объявил Робин, — купальня Вифезда вон там. Я только что видел, как к ней подносили маленькую девочку. Но она не исцелилась.
Купальня Вифезда… Какое странное, какое любопытное совпадение. Вчера вечером, возвратившись в отель, она открыла Евангелие именно на этой главе, и вся сцена у купальни до сих пор, как живая, стояла у нее перед глазами. Она напоминала ей о Лурде,[47] о тех несчастных больных, что каждый год приезжают туда. Кое-кто действительно исцеляется, чем ставит в тупик врачей и священников — ведь объяснить эти случаи научно невозможно. Конечно, некоторые возвращаются, так и не исцелившись: но уж тут, видно, виноват недостаток веры.
— Робин, — сказала она, — я бы хотела посмотреть на купальню. Ты меня проводишь?
— Вообще-то смотреть там не на что, — ответил Робин. — Дедушка говорит, что это городская канализация. Он помнит ее по сорок восьмому году. К тому же мы все идем в преторию, где воины бичевали Иисуса.
— Пожалуй, мне будет слишком тяжело туда идти, — сказала мисс Дин, — тем более если претория находится под землей, как и все в этом городе.
Робин уже настроился на следующее приключение и вовсе не собирался попусту тратить время, показывая мисс Дин купальню.
— Купальня вон там, — сказал он. — У спуска к ней стоит служитель. До встречи.
Леди Алтея издали махнула Робину рукой. Она с нетерпением ждала встречи с друзьями, назначенной у Купола Скалы.
— Робин, быстренько вернись и поторопи мисс Дин, — крикнула она внуку.
— Она не хочет идти в преторию, — ответил Робин.
— Я тоже не хочу, — заявила его бабушка. — Мне надо встретиться с лордом Чейзборо и его женой. Так что пусть мисс Дин обходится собственными силами. Беги, дорогой, и догони дедушку. Он только что вошел под арку.
Этот недотепа Бэбкок ничего не сумел организовать, значит, каждый из нас вправе поступать, как ему заблагорассудится, решила леди Алтея. Если мисс Дин отстанет, она в любую минуту может сесть в автобус нашего отеля, он стоит у самых ворот святого Стефана. Не будь кругом такого столпотворения, лорд и леди Чейзборо могли бы пригласить их с Филом и Робина позавтракать с ними в отеле «Царь Давид». Леди Алтея подождала, пока Робин не догнал деда и оба они не слились с толпой паломников, и пошла, сверяясь со стрелками-указателями, к Куполу Скалы.
Via Dolorosa… Крестный путь…
Не обращая внимания на бесцеремонных гидов, полковник решительно шел вперед. Узкая улочка пролегала между высокими стенами, которые были перекрыты арками, увитыми виноградом. Идти становилось все труднее. Кое-кто из паломников уже опустился на колени.
— Зачем они становятся на колени? — спросил Робин.
— Первая Станция Страстного пути,[48] — ответил полковник. — Фактически, падре, мы уже находимся на месте бывшей претории. Все, что вы видите, часть древней Антониевой крепости.[49] Но еще лучше представляешь себе, что такое претория, в стенах бывшего женского монастыря Ecce Homo.[50]
Неожиданно полковника охватило сомнение. Кажется, с сорок восьмого года здесь и впрямь многое изменилось.
За столом сидело несколько мужчин, которые отбирали у посетителей билеты. Полковник шепотом посовещался с Бэбкоком.
— Сколько здесь наших? — спросил он, вглядываясь в лица незнакомых людей. Одни посторонние, и никого из их группы, за исключением падре, Робина и его самого… Очень много монахинь. А вот и паломников стали делить на группы. — Будем делать, что велят, — прошептал он Бэбкоку. — Так будет спокойнее. Называют себя Soeurs de Sion.[51] Ни слова не пойму, что они говорят.
Они стали спускаться вниз. «Должно быть, этого-то мисс Дин и не хотела, — подумал Робин, — но, право, тут нет ничего страшного — поезд призраков[52] на ярмарке куда страшнее».
