Я дважды прочел письмо. Затем отдал Луизе.
— Ты нашел доказательство, которое искал? — спросила она.
— Нет, — ответил я.
Чего-то явно недоставало. Какого-нибудь постскриптума на клочке бумаги, который она положила между другими листами. Я поискал еще раз, но не нашел ничего, кроме тонкого бумажного пакета. Я схватил его и сорвал обертку. На сей раз это было не письмо, не список трав или растений. Это был карандашный портрет Эмброза. Подпись в углу была неразборчива, но я предположил, что рисовал кто-то из его итальянских друзей, поскольку под инициалами автора было выведено: «Флоренция», а еще ниже — дата: июнь года смерти Эмброза. Я во все глаза смотрел на рисунок, отдавая себе отчет в том, что передо мной последнее изображение Эмброза. За то время, что его не было дома, он очень постарел. Вокруг рта и в уголках глаз лежали морщины. Сами глаза смотрели затравленно, словно у его плеча стояла чья-то тень и он боялся оглянуться.
На лице было выражение потерянности и одиночества. Казалось, он знает про уготованное ему несчастье. Глаза просили любви, но в то же время молили о жалости. Под рисунком рукой самого Эмброза была выведена какая-то фраза по-итальянски. «Рейчел. Non rammentare che le ore felici. Эмброз». Я протянул рисунок Луизе.
— И больше ничего, — сказал я. — Что это значит?
Она прочла надпись вслух и ненадолго задумалась.
— «Запомни лишь счастливые часы», — медленно проговорила она и вернула мне рисунок вместе с письмом Райнальди. — Она не показывала его тебе раньше? — спросила она.
— Нет, — ответил я.
Мы молча смотрели друг на друга. Вскоре Луиза заговорила:
— Как по-твоему, могли мы составить о ней не правильное мнение? Я говорю про ад. Ты же сам видишь, что доказательства нет.
Я положил рисунок и письмо в бюро.
— Если нет доказательств, — сказала Луиза, — ты не имеешь права выносить ей приговор. Возможно, она невиновна. Возможно, виновна. Ты не в силах что-либо предпринять. Если она невиновна, а ты обвинишь ее, то никогда себе этого не простишь. Тогда ты сам окажешься виновным, а вовсе не она.
Уйдем из этой комнаты и спустимся в гостиную. Я жалею, что мы трогали ее вещи.
Я стоял у открытого окна будуара, вглядываясь в дальний конец лужайки.
— Ты увидел ее? — спросила Луиза.
— Нет, — сказал я, — она ушла почти полчаса назад и до сих пор не вернулась.
Луиза пересекла комнату и встала радом со мной. Она заглянула мне в лицо.
— Почему у тебя такой странный голос? — спросила она. — Почему ты не сводишь глаз с лестницы, которая ведет к дорожке с террасами? Что-нибудь случилось?
Я слегка оттолкнул ее и пошел к двери.
— Ты знаешь колокольную веревку на площадке под башней? — спросил я.
— Ту, которой пользуются в полдень, чтобы созвать слуг на обед? А теперь ступай и дерни ее изо всех сил.
Луиза в замешательстве взглянула на меня.
— Зачем? — спросила она.
— Потому что сегодня воскресенье, — сказал я, — и в доме либо спят, либо вообще никого нет, а мне может понадобиться помощь.
— Помощь? — повторила Луиза.
— Да, — сказал я. — Возможно, случилось несчастье… с Рейчел…
Луиза пристально посмотрела на меня. Ее глаза, серые, искренние, изучали мое лицо.
— Что ты наделал? — спросила она, и ее предчувствия превратились в уверенность.
Я повернулся и вышел из комнаты.
Я бросился вниз по лестнице, пробежал через лужайку и взлетел на тропу, ведущую к дорожке с террасами. Рейчел нигде не было.
Над нижним садом, радом с грудой камней, извести и штабелем бревен, стояли две собаки. Одна, та, что помоложе, пошла мне навстречу. Вторая осталась на месте, около кучи извести. На песке, на строительном растворе я увидел ее следы, увидел раскрытый зонтик, опрокинутый на одну сторону. Вдруг со стороны дома донесся удар колокола. Удар следовал за ударом. День был тих и безветрен, колокольный звон летел через поля, спускался к морю, и люди, удившие в бухте рыбу, наверное, услышали его.
Я подошел к краю стены над нижним садом и увидел то место, где рабочие начали строить мост. Часть моста еще висела над обрывом, напоминая жуткую, фантастическую винтовую лестницу. Остальное обрушилось в бездну.
Я спустился туда, где среди камней и досок лежала она. Я взял в руки ее ладони. Они были холодными.
— Рейчел, — позвал я, и еще раз:
— Рейчел…
Наверху залаяли собаки, еще громче ударил колокол. Она открыла глаза и посмотрела на меня. С болью. Потом с замешательством, и наконец, как мне показалось, она узнала меня. Но и тогда я ошибся. Она назвала меня Эмброзом.
Я не выпускал ее ладони, пока она не умерла.
В старину преступников вешали на перепутье Четырех Дорог. Но это было давно.
Примечания
Note1
Харроу (-скул) — одна из девяти старейших престижных мужских привилегированных средних школ; находится в пригороде Лондона.
Note2
Tisana — отвар, настой из трав (итал ).
Note3
Догкарт — высокий двухколесный экипаж с местом для собак под сиденьем (англ.). От dog (собака) и cart (повозка).
Note4
Faux pas — оплошность (фр).
Note5
Лели Питер (1618-1680) — английский живописец.
Note6
Неллер Годфри (1646 или 1649-1723) — известный английский портретист.
Note7
Фурини Франческо (1600-1649) — итальянский художник, представитель флорентийской школы.
Note8
Дель Сарто Андреа (1486-1550) — итальянский живописец, представитель флорентийской школы Высокого Возрождения.
Note9
Sotto voce — вполголоса (итал.).
Note10
Рип ван Винкль — герой одноименного рассказа американского писателя Вашингтона Ирвинга
