Такого Альдо не ожидал, что было заметно по легкой паузе, с какой он положил в рот очередной кусок ветчины.
– Однако ты всюду поспеваешь, – сказал он. – Кто тебя привел туда?
– Студенты Э. К. из моего пансионата, – ответил я, – на которых твоя речь произвела такое же впечатление, как и на избранных во время субботней встречи в герцогском дворце.
Немного помолчав, он отодвинул тарелку, потянулся за салатом и заметил:
– Молодые очень внушаемы.
Я кончил чистить апельсин и половину протянул Альдо. Мы ели молча. Я заметил, что взгляд моего брата упал на том 'Жизнеописаний герцогов Руффано', лежавший на другом столе, где я его оставил. Затем Альдо посмотрел на меня.
– 'Гордого разденут донага, надменного подвергнут оскорблениям', – процитировал я. – Что ты все-таки стараешься сделать? Свершить акт небесной справедливости, как герцог Клаудио?
Утолив голод, он встал, перенес поднос на стол в углу, налил себе полстакана вина и остановился под портретом нашего отца.
– Сейчас для меня главное – подготовить актеров, – сказал он. – Если они предпочтут целиком войти в отведенные им роли, тем лучше. В день фестиваля мы увидим еще более интересное зрелище, чем рассчитывали.
Улыбка, неизменно обезаруживающая всех и каждого, не обманула меня. Я давно знал ее. В былые дни Альдо слишком часто ею пользовался, чтобы добиться своего.
– Случилось два происшествия, – сказал я. – Оба отлично организованы. Только не говори мне, что их спланировала и осуществила группа студентов.
– Ты недооцениваешь нынешнее поколение, – возразил он. – Если они постараются, то могут проявить недюжинные организаторские способности. К тому же они жадны до идей. Стоит им только намекнуть, а об остальном они сами позаботятся.
Он не признал, но и не опроверг свою причастность к событиям, которые я имел в виду.
– Тебе ничего не стоит настолько унизить двоих, – а с профессором Риццио троих – человек, что они навсегда утратят свой авторитет?
– Авторитет – это фальшивая монета, – сказал Альдо, – если он не приходит извне. Но тогда это уже вдохновение, и дается оно от Бога.
Я с удивлением посмотрел на Альдо. Он никогда не был религиозен. Когда в детстве по воскресеньям и праздникам мы ходили к мессе, то это был не более чем обычай, заведенный нашими родителями; мой брат часто пользовался им, чтобы напугать меня. Алтарный образ в Сан Чиприано может служить примером его способности донельзя извратить воображение.
– Прибереги это для своих студентов, – сказал я. – Нечто подобное Сокол говорил своим избранным.
– И они ему верили, – заметил он.
Улыбка, лицемерная маска, внезапно исчезла. Глаза, сверкающие на бледном лице, тревожили, смущали. Я беспокойно пошевелился в кресле и потянулся за сигаретой. Когда я снова взглянул на Альдо, его лицо вновь было спокойно. Он допивал вино.
– Знаешь, чего никто в нашей стране не может перенести? – беззаботно спросил он, рассматривая свой стакан на свет. – Впрочем, не только в нашей стране, но во всем мире и на протяжении всей истории? Потерю лица. Мы создаем из себя некий образ, и кто-то этот образ разбивает. Из нас делают посмешище. Человек или нация, теряя лицо, либо не оправляется и окончательно погибает, либо научается смирению, а это далеко не то же, что унижение.
Время покажет, что произойдет с обоими Риццио, Элиа и прочей мелюзгой, из которой состоит этот мир в миниатюре – Руффано.
Я подумал о той, кто, наверное, вот уже три часа, как теряет лицо, о моей вечерней спутнице Карле Распа. Возможно, она слишком толстокожа, чтобы это признать. Вина за неудавшуюся попытку покувыркаться в постели будет приписана мне, не ей. Не все ли равно? Пусть приписывает чему угодно недостаток моего мужского рвения.
– Кстати, – сказал я, – около половины одиннадцатого тебе звонили из Рима.
– Да?
– Синьора Бутали. Она была очень взволнована. Ректор настаивает на возвращении домой, как я понял, в связи с событием воскресной ночи.
– Когда? – спросил Альдо.
– Она не сказала. Откровенно говоря, я повесил трубку. Она думала, что это ты, и я не стал ее разуверять.
– Что было весьма глупо с твоей стороны, – сказал Альдо. – Я считал тебя более сообразительным.
– Извини.
Мое сообщение расстроило его, Заметив, что он поглядывает на телефон, я понял намек и поднялся.
– Во всяком случае, – сказал я, – когда профессор Бутали услышит о сегодняшних событиях…
– Не услышит, – прервал меня Альдо. – Что, по-твоему, Риццио, Элиа и я обсуждали чуть не за полночь?
– Официально, возможно, и не услышит, – сказал я, – но всегда найдется охотник до сплетен, который обо всем ему расскажет.
