извлекал пробку из бутылки шамбертена. Затем он наполнил бокал до краев.
– Вам столько же, леди? – спросил он у Мад и Эммы.
– Нет, нет, совсем немножко, только выпить за ваше здоровье, – сказала Мад. – Мы с Эммой днем и не притрагиваемся к вину.
– Это уж как человека воспитать, правда? – заметил мистер Уиллис. – Я родился и вырос в семье трезвенников и до двадцати лет в рот не брал спиртное. Скажу вам, что потом я увлекся этим делом, но нынче не часто представляется случай залить за воротник. – Он поднял бокал, повернувшись сначала к хозяйке, затем к Эмме, чуть пригубил его содержимое, будто в ресторане, и удовлетворенно кивнул. – Превосходное вино! Как сказали бы эксперты, полный букет. Не пробовал ничего похожего с тех пор, как по пути домой из Южной Африки работал стюардом в ресторане первого класса. Мне нравится фруктовый аромат. Если все время пить такое вино два раза в день, то никакой врач не понадобится.
Прогремел гонг, и в столовую вошла Дотти, неся супницу со свекольником.
– Я должен выпить за здоровье и этой леди, – отметил мистер Уиллис. – Не имел чести быть представленным.
– Миссис Дотрелл, мистер Уиллис, – сказала Мад, указывая на них обоих. – Миссис Дотрелл много лет работала вместе со мной в театре.
– На самом деле? Тоже актриса? Для меня большая честь оказаться в окружении звезд. Театральная профессия – лучшая в мире, я всегда так считал. Миссис Дотрелл, вы актриса комическая или трагическая?
Дотти опустила поднос на буфет. Губы ее были плотно сжаты.
– Ни то ни другое, хотя из-за кулис я видела достаточно. Сорок лет я была у Мадам костюмершей. Обед подан.
Дотти прошествовала из столовой, высоко подняв голову. Мистер Уиллис повернулся к хозяйке дома, держа в руке бокал.
– Вот профессия, с которой мне не приходилось встречаться, – сказал он ей, – и очень жаль. Всегда мечтал заниматься костюмами.
– Таффи, твоя мечта вполне может осуществиться, – сказала Мад, – особенно если до нас дойдет движение «Культурное сотрудничество народов». Мы увидим вас в чулках и камзоле, наливающим вино американским туристам.
– Сперва я увижу их в геенне огненной, – ответил он, – если, конечно, не представится шанс подмешать что-нибудь в вино. Хотя на это рассчитывать, вероятно, не приходится? Хотя, если б бутылки открывал я, это можно бы было устроить.
Они уселись за трапезу из свеклы и капусты, которые, по словам их гостя, были бы гораздо вкуснее, если бы их смешать вместе.
– Хорошо бы еще и ложечку хереса, – добавил он, бросив взгляд на буфет. – Тогда получится воистину королевское блюдо. На самом деле в эти минуты я и чувствую себя королем, сидя за столом с вами, – лучшей компании и не пожелаешь.
Все это очень хорошо, размышляла Эмма, но с каждым глотком шамбертена мистер Уиллис заметно хмелел, а что касается свекольного супа, обильно сдобренного хересом, то Эмма не могла не опасаться, что его желудок, не вкушавший подобных смесей со времен пребывания на борту теплохода, возвращавшегося из Кейптауна, может в скором времени ощутить некоторые неудобства. И она оказалась права. Не успела Дотти, со своей еще более, чем обычно, осуждающей миной, внести яблочный пирог, – для сытности более уместным был бы молочный пудинг, – как мистер Уиллис несколько неуверенно поднялся на ноги.
– Убежден, что уважаемые леди меня извинят, —сказал он, – но груз прожитых лет сказывается не только в ухудшении зрения и образовании серы в ушах, но и в позыве чаще сливать жидкость, да простится мне подобное вульгарное выражение.
– Увы, я знаю об этом тоже не понаслышке, – ответила Мад. – Эмма, проводи мистера. Уиллиса.
Внучка выполнила требуемое, и гость, неверной походкой пройдя через холл, скрылся из виду.
Интересно, он только поет или и на фортепиано играет.
Можно уговорить его выступить. Беда только, что пианино расстроено, к нему так давно никто не притрагивался, а Дотти как-то говорила мне, что мыши уже до молоточков добрались.
Мистер Уиллис явно задерживался.
– Милая, – сказала Мад, – по-моему, тебе лучше пойти и посмотреть, чем он там занят.
– Ну уж нет, – воскликнула Эмма. – На самом деле, Мад, правильно говорит Дотти, нельзя его было приглашать к обеду. Что, если он там свалился?
– Тогда придется вызвать Бевила, – ответила бабушка.
Эмма замолчала. Она не собиралась сообщать, что доктор Саммерс и так появится. Лучше это будет сюрпризом, хотя доктор, может, и не слишком обрадуется, когда узнает, что ему придется заниматься сельским бродяжкой. Наконец в дверях столовой показалась Дотти.
– Мадам, джентльмен, который ваш друг, лежит в прихожей на полу, – сказала она абсолютно бесстрастным голосом.
Эмма с бабушкой отправились проинспектировать это зрелище. Худшего не произошло, а если и произошло, то результаты благополучно исчезли в должном месте, и даже на спуск гость сумел нажать, но приложенные усилия окончательно подкосили его и он лежал на полу, растянувшись во весь рост, – так что Дотти сказала сущую правду; он громко храпел, открыв рот, а очки его криво сидели на носу. Мад нагнулась к нему, расстегнула воротник и пощупала пульс.
– Он в полном порядке, – сказала она. – Положим ему под голову какое-нибудь пальто, и пусть проспится. Хотя обидно. Я так хотела послушать его пение.
Фолли, вслед за Мад притащившаяся в прихожую, обнюхала распростертую на полу фигуру и отступила, ощетинившись.
– Не глупи, Фолли, – сказала Мад. – Бедняжка Таффи всего лишь немного перебрал.
– А когда он проснется, – спросила Эмма, – он сможет дойти до своей хижины?
– А ему и не надо туда идти, – ответила Мад. – Чуть попозже за мной заедет Джек Трембат на «лендровере», и можно взять Таффи с собой, посмотреть на веселье. Я и позвала его обедать, чтобы пригласить. После доброго сна зрелище ему еще и больше понравится.
Весь день непрерывно шел дождь, туман сгустился. Мистер Уиллис все спал на полу в прихожей. Доктор Саммерс не появлялся. Эмма пробовала звонить в больницу, но номер был постоянно занят. Из школы вернулись младшие, принесли очередную связку флагов CLUCK; они громко обсуждали завтрашний праздничный день. Эмма побежала к их комнатам, стремясь не пустить их к Мад, – обычно они направлялись именно к ней. Собравшись с силами, Эмма стала выслушивать, как все трое шумно возмущаются.
– У нас была сплошная история, – жаловался Энди. – Христофор Колумб, отцы-пилигримы, Георг IV, Джордж Вашингтон, Бостонское чаепитие – одно за другим, но что за праздник завтра, я так и не узнал.
– А я знаю, – сказал Сэм. – По поводу союза.
Когда-то давно они не хотели быть с нами, а теперь захотели. А мы должны радоваться. А к нам опять приходила эта Марта Хаббард и рассказывала, что в Америке в День благодарения всегда едят индейку, а я ответил, что у нас индейка – только на Рождество.
– Спорю, завтра ей не видать индейки, – сказал Энди, – их разве что в лагерь пришлют самолетом из Америки. Морская пехота дает большой обед в «Приюте моряка», и миссис Хаббард там будет, она сама сказала. А еще я слышал, как она говорила, что они не смогли пригласить Мадам, потому что у нее болит сердце. Знаю я, как у нее сердце болит! Ха, видели бы они мешки с шишками, которые она вчера принесла. А где Терри?
– Он на ферме, и Джо там же, – ответила Эмма.
Она поискала глазами Колина. Опять исчез. Инстинкт привел ее в прихожую. Колин, а рядом с ним Бен, – прильнули к замочной скважине. Когда Эмма попыталась оттащить его, Колин оглянулся.
– Там на полу лежит человек, – восхищенно произнес он. – Его, наверное, кто-то убил?
– Тише, – шепнула Эмма, – он плохо себя чувствует. Бен, стой!
Однако было уже поздно. Бен распахнул дверь в прихожую, и шум мгновенно разбудил гостя,
