выкриками торговцев, звучали песни. Свет факелов, вспышки ракет бросали причудливые отблески на лица людей. Гул голосов, всеобщее возбуждение заполнили площадь.
Джем схватил Мэри за руку и сжал ее пальцы.
– Ты ведь рада теперь, что поехала со мной? – спросил он.
– Да, – ответила она беззаботно.
Они окунулись в гущу ярмарочной толпы, и она закружила их. Джем купил Мэри малиновую шаль и золотые серьги в виде колец. Потом их заманила старая цыганка. Зайдя в ее шатер, они сели и, посасывая апельсины, слушали ее гаданье.
– Опасайся темноволосого незнакомца, – предсказывала она Мэри.
Посмотрев друг на друга, они снова принялись смеяться.
– На твоей руке, молодой человек, я вижу кровь, – продолжала цыганка, обращаясь к Джему. – Ты убьешь человека.
– Ну, что я тебе говорил утром? – спросил он у Мэри. – Видишь, в этом я еще не повинен. Теперь-то ты веришь?
Она покачала головой. Как знать…
Капли дождя стали падать им на лицо, но они не обращали на это внимания. От порывов ветра заколыхались тенты, с прилавков в разные стороны полетели бумага, шелковые ленты. Вдруг задрожала и рухнула большая полосатая палатка, яблоки и апельсины покатились в лужи. Ветром раскачивало фонари.
Хлынул дождь, и люди, смеясь и громко окликая друг друга, побежали к укрытиям.
Обхватив Мэри за плечи, Джем потащил ее к крыльцу ближайшего дома, притянул к себе и крепко поцеловал.
– Опасайся темноволосого незнакомца, – произнес он, смеясь, и снова поцеловал ее.
Небо закрыли черные тучи, сделалось совсем темно. Ветер задувал факелы, фонари горели тусклым желтым светом; яркой красочной суете наступил конец.
Площадь опустела, полосатые ларьки и палатки уныло мокли под дождем. При порывах ветра теплый дождь заливал крыльцо, и Джем спиной старался заслонить от него Мэри. Развязав платок на ее голове, он гладил ей волосы. Его рука нежно скользнула вниз и коснулась плеча. Тут она решительно оттолкнула его.
– Ну, будет, я уж и так наделала сегодня немало глупостей, Джем Мерлин, – проговорила она. – Пора подумать о возвращении.
– Ты что, в такой ветер поедешь в открытой повозке? – возразил он. – – Дует с моря, чего доброго, еще перевернемся по дороге. Нет, придется переночевать в Лонстоне.
– Что ж, вполне возможно, и перевернет. Пойди и приведи лошадь, Джем, пока ливень поутих. Я подожду тебя здесь.
– Не будь такой пуританкой, Мэри. На Бодминской дороге насквозь вымокнешь. Ну притворись, что влюблена в меня, что тебе стоит? И останься со мной.
– Ты говоришь со мной так, потому что я прислуживаю в баре 'Ямайки'?
– К черту 'Ямайку'! Мне приятно смотреть на тебя и прикасаться к тебе.
И этого достаточно для любого мужчины. Должно быть, и для женщины тоже.
– Смею думать, что для некоторых – вполне. Но я сделана из другого теста.
– Что же, там, у реки Хелфорд, вас делают иначе, чем женщин в других местах? Останься со мной этой ночью, Мэри, и мы это проверим. К утру ты станешь, как все, готов поклясться.
– Не сомневаюсь. Поэтому-то лучше рискну промокнуть в двуколке.
– Господи, да у тебя сердце из кремня, Мэри Йеллан. Ты еще пожалеешь, когда снова останешься одна.
– Ну и пусть пожалею.
– Может, если я тебя поцелую еще раз, ты передумаешь?
– Не передумаю.
– Да, неудивительно, что с тобой в доме мой братец запил и на целую неделю занемог. Небось псалмы ему пела.
– Да, если хочешь.
– Никогда не встречал такой несговорчивой особы. Да куплю я тебе обручальное кольцо, если тебе так важно соблюсти приличия. Не так уж часто у меня в кармане достаточно денег, чтобы я мог с ходу сделать предложение.
– И скольких же жен ты так уговорил?
– В Корнуолле наберется шесть или семь, не считая тех, что по ту сторону Теймара.
– Для одного мужчины совсем неплохо. На твоем месте я бы повременила брать восьмую.
– А у тебя острый язычок. Знаешь, на кого ты сейчас похожа? В этой шали… глазки блестят… ну просто вылитая обезьянка. Ладно уж, пойду за двуколкой и доставлю тебя к твоей тетушке. Но сперва, хочешь – не хочешь, опять поцелую.
Взяв Мэри за подбородок, он проговорил:
