А в библиотеке миссис Бассет, по-дружески положив руку на колено Мэри, говорила примерно то же самое:
– Нам очень приятно, что вы живете у нас. Почему бы вам не побыть у нас подольше? Дети обожают вас. Генри даже сказал вчера, что готов дать вам свою лошадь, как только вы пожелаете. А это, поверьте, многого стоит. У нас вам будет хорошо – никаких забот и неприятностей. И мне вы составите компанию в отсутствие мистера Бассета. Вы по-прежнему тоскуете по вашему дому в Хелфорде?
Тут Мэри улыбнулась и снова поблагодарила хозяйку, но не смогла выразить словами, как дорого ей все, что связано с Хелфордом.
Бассеты догадывались, что напряжение последних месяцев все еще сказывается на ней, и по доброте своей пытались помочь ей оправиться от потрясения. Но они держали открытый дом, и соседи из окрестных мест часто навещали их. И все они готовы были говорить только на одну тему. Сотни раз сквайр Бассет вынужден был повторять свой рассказ, и названия Олтернан и 'Ямайка' стали невыносимы для Мэри, желавшей забыть их навсегда. Ее все более тяготило, что она стала объектом всеобщего внимания, что о ней заговорила вся округа. К тому же Бассеты не без гордости представляли ее своим друзьям как некую героиню. Она была преисполнена благодарности к ним и изо всех сил старалась выказать свою признательность, но все же чувствовала себя скованно в обществе любезных хозяев дома. Она не принадлежала к их кругу. Они были людьми другой породы, другого класса. Она их уважала, они даже ей нравились, и она желала им добра, но полюбить все же не могла.
Проявляя чуткость, они старались вовлечь ее в беседу, когда у них бывали гости, делали все, чтобы, встав из-за стола, Мэри не уходила и не садилась в сторонке. А девушка только и думала, как бы поскорее оказаться у себя в комнате или на кухне с конюхом Ричардсом и его румяной добродушной женой.
А сквайр Бассет, блистая остроумием, обращался к ней, будто бы за советом, смеясь каждому своему слову.
– Вот ведь какое дело, Мэри. Приход-то в Олтернане остался без священника. Может быть, вам занять место викария? Ручаюсь, что из вас вышел бы пастырь получше прежнего.
И она еще должна была улыбаться в ответ… Ее поражало, как можно быть таким толстокожим и не понимать, какие горькие воспоминания вызывали в ней подобные остроты. А сколько раз он повторял, что с контрабандой в 'Ямайке' покончено, и если добьется своего, то с пьяными компаниями он тоже покончит.
– Я очищу это паучье гнездо! И больше уж ни один браконьер или цыган не посмеет сунуть туда нос. Поставлю там честного парня, который никогда и не нюхал бренди. Он будет носить фартук, а над дверью белыми буквами будет написано: 'Добро пожаловать'. И знаете, кто будут первыми посетителями? Ну, конечно же, Мэри, вы и я. – Он залился смехом, хлопая себя по ляжкам, и, чтобы не испортить его шутки, Мэри вынуждена была улыбаться.
Шагая по болоту Дюжины Молодцов, девушка раздумывала обо всем этом. И ей стало ясно, что нужно поскорее покинуть Норт-Хилл. И потому, что она чувствовала себя чужой среди этих людей, и потому, что только среди лесов и ручьев родной долины Хелфорда она сумеет вновь обрести мир и покой.
От Килмара навстречу ей ехала телега, петляя по белому снегу, как заяц.
Вокруг была безмолвная равнина. Мэри насторожилась. На этой пустоши нет ни одного жилища до самой Треворты. А это далеко, в долине, где течет Уити-Брук. Домик же в Треворте, насколько она знала, пустовал. Его хозяина она не видела с тех пор, как он стрелял в нее на вершине Раф-Тора.
– Он неблагодарный мошенник, как и все его родичи, – сказал о нем сквайр. – Если бы не я, засадили бы его в тюрьму, и надолго, чтобы как следует проучить. Я поймал его с поличным, и он вынужден был сдаться.
Правда, отдадим ему должное, он хорошо проявил себя после этого. И, благодаря ему, нам удалось найти вас и того негодяя в черной рясе. А ведь он даже не поблагодарил меня за то, что я снял с него подозрение в том, что он замешан в тех грязных делах. Взял да и уехал Бог весть куда. Так я слышал, во всяком случае. Не было еще ни одного Мерлина, который бы хорошо кончил, и этот пойдет по кривой дорожке.
Итак, домик в Треворте опустел, лошади одичали и вместе со своими сородичами носились по пустоши. А их хозяин уехал куда-то далеко, как всегда беззаботно посвистывая.
Между тем телега приближалась к склону холма, и, прикрыв глаза от солнца ладонью, Мэри следила за ней. Лошадь еле тащилась, низко нагнув голову. Телега была доверху нагружена кухонной утварью вперемешку с матрацами и другими вещами. Кто-то, видно, уезжал со всем своим скарбом. Но кто это мог быть – ей было невдомек. Только когда телега оказалась совсем рядом, а возница, посмотрев наверх, помахал ей рукой, она узнала его.
Спустившись к телеге, с видом полного равнодушия, Мэри подошла к лошади и, поглаживая ее, принялась что-то говорить ей. Джем ударом ноги подтолкнул камень под колесо телеги, чтобы она не скатывалась вниз.
– Тебе уже лучше? – обратился он к Мэри, стоя позади телеги. – Я слыхал, что ты захворала и лежишь в постели.
– Кто это мог такое сказать? – отвечала она. – Я все время была в Норт-Хилле, на ногах. Бродила вокруг. Ничего такого со мной не случилось, только извелась – так мне ненавистны здешние места.
– Прошел еще слушок, что ты устроилась в компаньонки к миссис Бассет.
Я думаю, это походит на правду. Там у тебя будет довольно легкая жизнь, прямо скажем. Наверняка они добрые люди, если узнать их поближе.
– Во всяком случае, ко мне они были добрее, чем кто-либо в Корнуолле с тех пор, как умерла моя мать. А это единственное, что имеет для меня значение. Тем не менее в Норт-Хилле я не останусь.
– Значит, все-таки нет?
– Нет, я возвращаюсь в Хелфорд.
– И что же ты будешь там делать?
– Попробую снова завести ферму, то есть сначала наймусь к кому-нибудь на работу. На свою ферму у меня пока денег нет. Зато есть друзья в Хелфорде и в Хелстоне. Они помогут мне.
