— Дама в черной перчатке? — пронесся шепот.
— Вы ошиблись, — ответила вошедшая, откидывая вуаль.
Крик удивления вырвался у всех:
— Фульмен!
Моховая Роза вскочила, точно внезапно пробудившаяся львица, и смерила ее глазами: но Фульмен холодно посмотрела на нее.
— Простите, сударыня! — сказала она ей. — Я хотела видеть лорда Г.
— Сударыня! — воскликнула Моховая Роза. — Ваше место не здесь. Убирайтесь!
Презрительная улыбка показалась на губах Фульмен.
— Ах, моя милая! — проговорила она. — Это слово тебе дорого бы обошлось, если бы я еще была прежней Фульмен.
Она отстранила рукой Моховую Розу и направилась прямо к лорду Г.
Англичанин прислонился к стене, чтобы не упасть: так велико было его волнение.
— Милорд, — сказала она ему, — угодно вам последовать за мною? Вы нужны мне.
Сдавленный крик, крик радости, счастья вырвался из горла англичанина. С Моховой Розой сделался припадок умоисступления: она хотела броситься на Фульмен, но танцовщица остановила ее взглядом.
— Каждый берет свое, где бы он его ни нашел, — сказала она. — Прощайте, сударыня. Милорд известит вас завтра о себе.
Фульмен простилась с изумленными присутствующими и вышла под руку с англичанином. Моховая Роза упала в обморок…
Куда отправилась Фульмен, и откуда она явилась?
XX
Появление Фульмен было так неожиданно и изумление игравших было так велико, что прежняя танцовщица вошла, имела стычку с Моховой Розой, пригласила знаком лорда Г. следовать за ней и вышла с ним под руку прежде, чем кто-нибудь мог задать ей хоть один вопрос или пожелал ее удержать. Она сказала англичанину:
— Идемте, милорд, идемте скорее.
Англичанин и не подумал ее спросить, куда она направляется и ведет его с собою.
Быть с ней… больше англичанину ничего не было нужно. У ворот «Золотого Дома», у самого тротуара, стояла скромная наемная каретка. Вполне естественно, что лорд Г. выразил желание проводить Фульмен в своей карете, запряженной парой отличных ирландских рысаков. Но Фульмен отказалась.
— Идите сюда, — сказала она.
Она сама открыла дверцу наемной кареты. Лорд Г. сел рядом с нею. Кучер, который, без сомнения, уже ранее получил инструкции, немедленно тронулся в путь, пересек бульвар и направился по улице Граммон прямо к Сене. Карета пересекла Карусельскую площадь, Королевский мост, въехала в предместье Сен- Жермен и остановилась на улице Мадемуазель. В продолжение всего пути Фульмен молчала. Что касается лорда Г., то он был вполне доволен тем, что держал в своих руках ручку танцовщицы и нежно пожимал ее. Его радость и волнение были так велики, что он был не в состоянии что-либо сказать.
Итак карета остановилась на улице Мадемуазель, около маленького, жалкого на вид дома, представлявшего явную противоположность трем или четырем окрестным красивым отелям. Фульмен вышла и постучала у калитки, которая тотчас же отворилась; затем, взяв англичанина за руку, она ввела его в темный, сырой коридор, в конце которого находилась лестница с покосившимися, стершимися ступеньками и с веревкой вместо перил.
— Не упадите, — предупредила его она, — единственная лампа на лестнице уже давно погасла.
Фульмен провела лорда Г. до второго этажа, вложила в замочную скважину ключ и отперла дверь. При слабом свете лампы лорд Г. едва мог различить окружающее его. Он находился в маленькой передней с ореховым столиком и несколькими соломенными стульями, в передней, обставленной во вкусе студента или грешницы, впавшей в нищету.
Фульмен взяла со стола лампу, отворила вторую дверь и вошла в спальню, единственную комнату, в которую вела эта прихожая. Занавеси из красного старого дама, в алькове ночной столик из красного дерева с серым мрамором, вольтеровское кресло, комод и стулья из красного дерева, вишневого цвета выцветший полосатый ковер — вот и все убранство этой комнаты.
Огонь едва теплился в камине, мраморную доску которого украшали часы с колонками и две цветочные вазы.
— Присядьте, милорд, — сказала Фульмен, пододвигая англичанину единственное в комнате кресло с тою же непринужденностью, какую год назад она выказывала, принимая его в своем маленьком нарядном отеле на улице Марбеф.
— Но где же мы находимся, Бог мой? — спросил лорд Г., удивлению которого не было границ и у которого, наконец, развязался язык.
— У меня, милорд.
— У вас?
— Да, — улыбаясь, подтвердила Фульмен.
— О! — произнес лорд Г., окончательно пораженный. Фульмен молчала.
— Но это невозможно! — горячо запротестовал англичанин. — Нет, вы не можете находиться в таком жалком положении! Я вам назначил тридцать тысяч ливров в год, и у вас, кроме того, было бриллиантов почти на сто тысяч франков, отель, собственные лошади…
— Все это осталось у меня и теперь.
— Так… почему же?..
Пораженный англичанин не мог выговорить более ни слова. Фульмен продолжала улыбаться. Но ее улыбка была печальна и наводила на грустные мысли, и лорд Г., внимательно всматривавшийся в нее, к удивлению своему заметил ее бледность и осунувшееся лицо.
— Милорд, — сказала она, — в театре, который я покинула, и на улице Марбеф, где я более не живу, меня звали Фульмен.
— А… здесь?..
— Здесь меня зовут госпожа Бевуаль. Это мое настоящее девичье имя.
— Но зачем… зачем вы здесь?
Фульмен села рядом с англичанином и взяла его за руку.
— Милорд, — ответила она, — прежде чем объяснить, почему вы видите меня здесь, позвольте мне напомнить вам прошлое.
— Пожалуйста, Фульмен.
— Вы для меня не были поклонником, и я всегда вас считала за отца, за друга, за самого великодушного покровителя.
— О! — произнес англичанин с жестом, полным благородства. — Разве я не любил вас?
— Совершенно верно, милорд, и потому я имею право напомнить вам об этом.
Лорд Г. вздохнул. Фульмен продолжала:
— Уже давно ваша любовь сделала меня самой счастливой женщиной, милорд, потому что я не принадлежала к тем испорченным созданиям, которые отвергают благородную любовь великодушного человека, полного рыцарской деликатности, предложившего свое сердце и свое состояние. Ваш лоб, покрытый преждевременными морщинами, ваши волосы, в которых начинали просвечивать серебряные нити, — все это вполне искупалось вашими большими и красивыми голубыми глазами и открытым благородным лицом, так что мне казались жалкими перед вами красивые молодые люди с черными как смоль волосами, которые всюду преследовали меня излияниями своих нежных чувств. Однажды вы были виновником моего несчастья, а… может быть… даже и своего. Однажды вы, сын ирландских пэров, потомок гордых нормандских баронов, решились предложить мне графскую корону и свою руку.
— Я любил вас, и вы были достойны этого, — страстно прошептал лорд Г.
— И в этот-то день, — продолжала танцовщица, — вы потеряли Фульмен. В течение нескольких часов во мне происходила сильная борьба. Я презирала людей и любила вас.
Если бы вы были честным купцом из Сити, а не благородным лордом, я бросилась бы вам на шею, потому что меня манила честная, тихая семейная жизнь, мне хотелось забыться и отрешиться от прошлого.
