Действия советских оккупационных властей, разумеется, были обусловлены не только гуманизмом, но и прагматическими соображениями. Однако то, что красноармейцы по собственной воле делились едой с местными жителями, никакой прагматикой объяснить нельзя; это было движение души.
«И вот сели мы под гусеницы нашей самоходки прямо на асфальт с пятнами крови. Первую стопку — за тех, кто не дожил. Вдруг появились, как грибы, маленькие детишки. Мы поманили их руками и улыбками, накормили и еще кое-чего с собой дали»832.
Как только немцы начинали понимать, что пришедшие русские не так уж и страшны, они сами с удовольствием шли на контакт. И. Н. Мельников вспоминал:
«Я еду по улицам. Выходит один, старичок: „Gutten Tag“, — говорит. Ну это я знал еще по школе, я говорю: „Gutten Tag“. Я слез с лошади, зашел к нему: старуха и девушка.
Что-то они там сказали. И на стол сразу. На стол. Как-то они сказали: „Ну, пожалуйста, кушайте“. И садятся они. Я с ними кушал, все нормально. И вообще они нас принимали очень хорошо»833.
Советские солдаты тоже не оставались в долгу; их доброту и доброжелательность местные жители запомнили очень хорошо.
«Его звали Николай Семенович Силнев, — рассказывала десятилетия спустя Ирмгард Диц. — Мы познакомились в Берлине в мае 1945 года, мне было 20 лет, и я жила с мамой, сестрой и подругой. Наш поселок граничил с буковым лесом, где стояла часть Николая. Контактов с русскими у нас было мало, ведь только что кончилась война.
Однажды Николай с „гуляш-пушкой“ — так мы называли полевую кухню — приехал в поселок, он искал кого-нибудь, кто бы почистил котел. А мы были в саду, и он заговорил с нами. Было страшно, но мы помогли ему и еще напоили лошадей. В знак благодарности получили суп. Он пытался по-приятельски поговорить с нами, но наш испуг не проходил.
Потом он приезжал каждый день — сидел с нами в саду и просто радовался. Я нравилась ему, но он никогда не приближался ко мне, только здоровались за руку. Он проводил со мной все свое свободное время, когда я болела воспалением легких. Он много смеялся, его смех освобождал нас от страха. Его открытость, человечность привели к тому, что, несмотря на языковой барьер, тяжелые условия жизни, разное происхождение, мы подружились. Он сильно повлиял на мое душевное выздоровление и, несомненно, как-то повлиял на мое будущее. Он оставил адрес, но из переписки почему-то ничего не получилось.
Я много думала о нем и хотела еще раз сказать ему, что навеки благодарна судьбе за нашу короткую встречу»834.
Уже недалек был тот долгожданный и выстраданный день, когда радостные люди обнимались на улицах, когда прошедшие пол-Европы солдаты, не скрываясь, плакали от радости, когда долгожданная Победа заставила позабыть о ненависти и страхе.
Шестьдесят лет прошло с момента взятия Берлина; нацистский Третий Рейх уничтожен, и современная Германия — один из партнеров нашей страны. Согласно социологическим исследованиям, немцы давно уже не воспринимаются как враги; ненависть и боль ушли в прошлое. И все же забывать о той войне нельзя.
Вторая мировая война принесла всем участвовавшим в ней народам слишком много страдания, чтобы память о них можно было просто предать забвению. Мы знаем, что мирные немцы сильно пострадали от развернувшихся на их земле боевых действий, и искренне сожалеем об этом. Но знаем мы и то, что стократ большие страдания пришлось перенести нашему народу, поставленному тогда на грань выживания.
И уж тем более нельзя нам забывать о том, как советские солдаты, победив врага, нашли в себе моральную силу отказаться от мести.
Когда одурманенные нацистской идеологией немцы пришли на нашу землю, их командование официально отменило наказания за преступления, совершенные на Восточном фронте: грабь, насилуй, убивай! Что они и делали.
Когда Красная Армия, налюбовавшись на свою выжженную после господства нацистов землю, вступила в Германию, советское командование строго запретило насилие и мародерство, а преступников расстреливали.
Когда нацисты оккупировали наши земли, они прямо заявляли, что им безразлично, сколько миллионов советских граждан умрет от голода. Умерли миллионы.
Когда мы вошли в Германию, сразу после окончания боев мирным жителям раздавали хлеб и молоко для детей.
Пожалуй, за все три мировых войны только наша страна и наши граждане смогли сохранить человеческий облик после победы.
А это чего-то да стоит.
Источники и литература
Война Германии против Советского Союза, 1941–1945: Документальная экспозиция / Под ред. Р. Рюрупа; пер. с нем. Т. Переверзевой. — 2-е изд. — Берлин: Blank & Reschke, 1994. — 287 с.
Документы обвиняют: Холокост: свидетельства Красной Армии / Сост., предисл. Ф. Д. Свердлова; предисл. И. А. Альтмана. — М.: Фонд «Холокост», 1996. — XII, 130 с.
Запорожская область в годы Великой Отечественной войны, 1941–1945: Сборник документов. — Запорожье: Запорожскиздат, 1959. — 363 с.
Латвия под игом нацистов: Сборник архивных документов. — М.: Европа, 2006. — 339 с.
Лубянка в дни битвы за Москву: По рассекреченным документам ФСБ РФ / Предисл. В. К. Виноградова, Ю. В. Сигачева. — М.: Звонница-МГ, 2002. — 479 с.
Лубянка. Сталин и НКВД-НКГБ-ГУКР «Смерш»: Документы. — М.: Материк, 2006. — 636 с.
Мы обвиняем: Документы и материалы. — Рига: Лиесма, 1967. — 304 с.
«Мы стали жертвой заблуждения» / Публ., пер. с нем. А. Якушевского // Источник. — 1995. — № 3. — С. 87–96; Родина. — 2005. — № 4. — С. 38–42.
Ни давности, ни забвения…: По материалам Нюрнбергского процесса / Предисл. Л. Н. Смирнова; послесл. М. Ю. Рагинского. — М.: Юридическая литература, 1983. — 400 с.
Нюрнбергский процесс над главными немецкими военными преступниками: Сборник материалов. — М.: Госюрлитиздат, 1957–1961. — Т. 1–7.
Нюрнбергский процесс: Сборник материалов. — М.: Юридическая литература, 1987–1999. — Т. 1– 8.
Обзор мероприятий германских властей на временно оккупированной территории, подготовленный на основе трофейных документов, иностранной печати и агентурных материалов, поступивших с июня 1941 г. по март 1943 г. // Тепцов Н. В. «Зеленая папка» Геринга: Документальное свидетельство об экономической
