общества…)
Угнанные на принудительные работы советские люди проявляли недюжинную смелость и коллективную солидарность.
«Начальник лагеря при заводе „Дойчен Асбест-Цемент АГ“, выступая перед остарбайтерами, сказал, что они должны трудиться с еще большим прилежанием. Один из остарбайтеров выкрикнул: „Тогда мы должны получать больше еды“. Начальник лагеря потребовал, чтобы выкрикнувший встал. Сначала никто на это не отреагировал, но затем поднялось около 80 мужчин и 50 женщин»432.
Надо знать, что происходило в трудовых лагерях, куда сгоняли наших соотечественников, чтобы понять, чего стоило им вот так, не сговариваясь, подняться, заслоняя товарища. О жизни остарбайтеров мы еще расскажем, а пока зафиксируем: так могли поступить только свободные люди — и эти свободные люди были гражданами СССР.
Я специально цитирую документ, авторов которого никак нельзя заподозрить в симпатии к советскому строю; однако о внутренней свободе советских граждан свидетельствуют и многочисленные отчеты отечественных спецслужб. Дело в том, что в Советском Союзе не существовало института опросов общественного мнения и потому предоставлять руководству страны жизненно необходимую информацию о настроениях населения приходилось органам госбезопасности. Достаточно просмотреть хотя бы несколько таких сводок, чтобы поразиться, сколь разнообразны были суждения советских граждан о текущем политическом положении433. Понятно, что разнообразие суждений прямо свидетельствует о свободе.
Но свободных людей репрессиями воспитать нельзя.
Неудивительно, что постепенно до обычных немцев кое-что стало доходить, и гестаповцам пришлось докладывать начальству:
«Часть населения проявляет скептицизм по этому поводу и полагает, что в Советском Союзе не так уж плохо обстоит дело с принудительными работами и террором, как об этом всегда утверждалось, что действия ГПУ не определяют основную часть жизни в Советском Союзе, как об этом думали раньше»434.
А больше всего немцев поразил уровень образованности советских людей.
«Раньше широкие круги немецкого населения придерживались мнения, что в Советском Союзе людей отличает неграмотность и низкий уровень образования. Использование остарбайтеров породило теперь противоречия, которые часто приводили немцев в замешательство… Подобные выводы следуют также из приводимых ниже примеров.
„По мнению многих немцев, нынешнее советское школьное образование значительно лучше, чем было во времена царизма. Сравнение мастерства русских и немецких сельскохозяйственных рабочих зачастую оказывается в пользу советских“ (г. Штеттин).
„Особенное изумление вызвало широко распространенное знание немецкого языка, который изучается даже в сельских неполных средних школах“ (г. Франкфурт-на-Одере).
„Я чуть совсем не опозорился, — сказал один подмастерье, — когда задал русскому небольшую арифметическую задачу. Мне пришлось напрячь все свои знания, чтобы не отстать от него“ (г. Бремен).
…Истребление русской интеллигенции и одурманивание масс было также важной темой в трактовке большевизма. В германской пропаганде советский человек выступал как тупое эксплуатируемое существо, как так называемый „рабочий робот“. Немецкий сотрудник на основе выполняемой остарбайтерами работы и их мастерства ежедневно часто убеждался в прямо противоположном»435.
Иными словами, оценив уровень знаний остарбайтера, немецкий хозяин в один прекрасный момент начинал смутно подозревать, что если среди них двоих и есть унтерменш, то это явно не гражданин СССР. Это было тем более поразительно, что система германского образования всегда славилась своим качеством, а в России еще несколько десятилетий назад девяносто процентов населения было попросту неграмотным.
Можно долго приводить примеры того, насколько были поражены немцы уровнем советского образования; однако пока ограничимся лишь выводом, сделанным современным историком и политологом Сергеем Переслегиным:
«Поход в Россию обернулся потрясением для многих думающих немцев еще и потому, что в каждом селе, каждом городке страны, которую они привычно считали дикой и варварской, были библиотеки и школы, соответствующие по уровню столичным образовательным центрам Германии»436.
Понятно, что и образование, и внутренняя свобода, и физическое здоровье советских людей были порождением советского общества; но коли так, то обстановка в предвоенном Советском Союзе оказывается вовсе не так уж плоха437.
Об этом ясно сказал человек, которого никак нельзя заподозрить в симпатии к советскому строю, который ненавидел СССР больше, чем любой из современных антисоветчиков, — Адольф Гитлер. Вот его слова:
«Если бы Сталину дали еще десять-пятнадцать лет, Россия стала бы самым мощным государством в мире, и потребовалось бы два или три столетия, чтобы изменить состояние вещей. Это уникальный феномен! Он поднял уровень жизни — и в этом нет сомнения; никто в России уже не голодает. Построены заводы там, где пару лет назад существовали только неизвестные деревушки, — а заводы, заметьте, такие же большие, как заводы Германа Геринга. Они построили железные дороги, которых еще нет на наших картах»438.
А вот мнение командира охранной дивизии Гитлера — лейбштандарта СС — Зеппа Дитриха, воевавшего на Восточном фронте:
«Очень интеллигентный народ, здоровые по природе, легкоуправляемые и разбирающиеся в технических вопросах. В начале войны ими управляли плохо, но они быстро научились. Русские крестьяне весьма сообразительны… Эти громадные современные заводы, сельскохозяйственные учреждения — это просто грандиозно… По-видимому, им было лучше под Сталиным, чем под царем. Люди в колхозах жили хорошо. Они имели свой кусок земли, корову и были счастливы»439.
Но наиболее исчерпывающим доказательством преимуществ советского строя являются настроения жителей Польши и Прибалтики.
В течение всего межвоенного периода наиболее значимым внутриполитическим фактором для Польши и прибалтийских республик было «стабильно ухудшавшееся» экономическое положение. Будучи изначально частью общеимперской экономики, после обретения независимости сельское хозяйство и промышленность этих стран медленно умирали, лишенные ресурсов и рынков сбыта.
«Не было ни бесплатного среднего, ни высшего образования, — вспоминает эстонский поэт Уно Лахт, — число батраков и бедных в фактически рабском услужении достигало больше половины населения, процветал туберкулез и другие болезни из-за платной медицины. Эстонцы бежали из Эстонии куда глаза глядят»440. В Эстонии в одном только 1937 году было продано за долги около восьми тысяч крестьянских хозяйств. В том же Советском Союзе потерявший хозяйство крестьянин
