раздалась музыка и начался бал.
Самуил предложил руку Розе; Лолотта пустилась в пляс с Пфаффендорфом.
Студенты приглашали на танец самых хорошеньких деревенских девушек, а гризетки из Гейдельберга поделили между собой мельников и арендаторов. Неистовые пляски до упаду много способствовали окончательному слиянию Ландека с Гейдельбергом.
Только Трихтер и Фрессванст не танцевали. У них было занятие посущественнее: они пили.
В полночь Самуил Гельб, милостивый тиран во всем, что касается удовольствий, не склонный ни ограничивать разнузданных излишеств, ни поощрять их, все же неумолимо отдал приказ расходиться.
— Меня ждет тяжкое испытание! — вздохнул Трихтер. — Ведь надо проводить Лолотту в Ландек… ох! до самых дверей дома.
— Что ж! Я тебя не оставлю, — сказал Фрессванст, полный сочувствия к другу.
— Благодарю тебя, о великодушный друг! — проникновенно ответствовал Трихтер, пожимая ему руку.
И наши доблестные пропойцы, суровые и молчаливые, вдвоем проводили до самой деревни взвинченную, без умолку болтающую Лолотту. Когда же они исполнили свой долг, водворив свою спутницу в ее жилище, Трихтер сказал Фрессвансту:
— Я бы выпил.
— Само собой разумеется, — отозвался Фрессванст.
Красноречивым жестом, сопровождаемым ухмылкой блаженного предвкушения, Трихтер указал своему другу на дверь одного из домов, над которой в прозрачной тьме чудесной летней ночи виднелся венец из виноградных лоз, отягощенных ягодными кистями.
Не тратя лишних слов, Трихтер ударил кулаком в дверь. Никто не отозвался, в доме не было слышно ни звука, ни шороха. Трихтер постучался еще раз, погромче. Ответом ему был лишь собачий лай.
— Эй! Э-ге-гей! — заорали Трихтер и Фрессванст, барабаня в дверь ногами.
Собака лаяла, надрываясь от ярости.
— С ней втроем, — заметил Трихтер, — мы в конце концов кого-нибудь да разбудим. Ага! Вон открывается окно.
— Что вам надо? — спросил чей-то голос.
— Водки, — отвечал Трихтер. — Мы два бедных путешественника, и вот уже целых пять минут нам нечем промочить горло.
— Мужа нет дома, — объяснил голос.
— Нам не нужен ваш муж, нам надобно кое-что покрепче.
— Подождите.
Через мгновение им открыла дверь полусонная старуха, чьи глаза слипались и мигали еще чаще, чем свеча, которую она держала в руке. Поставив свечу и пару стаканов на стол, она, все еще не в силах побороть дремоту, принялась на ощупь шарить в буфете.
— Ей-Богу, спиртное все кончилось, — пробурчала она. — Муж-то, сказать по правде, затем и поехал в Неккарштейнах, чтобы запасти то, что в хозяйстве надо. Ну да погодите, вот тут, кажется, осталось немного водки.
Она поставила на стол на две трети опустошенную бутылку. При виде такой скудости Трихтер скорчил ужасающую гримасу:
— Да тут едва наберется четыре стаканчика! — вознегодовал он. — Это все равно, что жалкая капля воды посреди раскаленной пустыни! Ну ладно, давай все же увлажним глотки этой малостью.
Они мгновенно втянули в себя все, что было в бутылке, расплатились и ушли, бранясь.
Прежде чем снова улечься в постель, старая женщина постаралась аккуратнее расставить посуду, ряды которой пришли в некоторый беспорядок. Поэтому, когда спустя четверть часа в комнату ввалился муж, она все еще была на ногах.
— С чего это ты, старая, не спишь в такой час? — спросил он.
— А, да тут два студента ломились, пока не вынудили меня встать и подать им водки.
— Чего? У нас же она вся вышла, — проворчал муж, освобождаясь от своих многочисленных узлов и свертков.
— Да не совсем, — возразила хозяйка питейного заведения. — На дне этой бутылки еще оставалось кое-что.
Муж глянул на пустую бутыль и содрогнулся:
— Они выпили то, что там было?
— Ну да, — отвечала женщина.
— Несчастная! — возопил он, вырывая изрядный клок из собственной шевелюры.
— А что такое?
— Знаешь, что ты дала этим бедным парням?
— Водку!
— Двойную водку!
Пусть же вся Вселенная трепещет, страшась за судьбу Трихтера и Фрессванста! Эти двое, поистине великие выпивохи, не знающие себе равных, ныне в смертельной опасности.
Да и сама неосторожная содержательница таверны недаром вся затряслась и позеленела, услышав испуганный крик мужа.
— Боже милостивый! — залепетала она. — Я же спала… Ночь ведь на дворе… Темно, я толком и не видела, что наливаю…
— Хорошенькое дело! — вопил муж. — Ну и влипли же мы! Эти молодцы, они уже, наверно, успели помереть. Или корчатся сейчас где-нибудь на дороге. А нас с тобой будут судить, вот что! И приговорят как отравителей!
Жена разрыдалась и хотела в жажде утешения броситься на шею своему супругу, но тот грубо оттолкнул ее:
— Нашла время реветь! Это нам куда как поможет! Как же ты, дура старая, умудрилась натворить таких бед? И что теперь делать? Бежать? Да куда там, поймают. Эх, прав был дядюшка, когда сорок один год тому назад советовал не брать тебя в жены!
Но мы не станем во всех подробностях описывать кошмарную ночь, полную страхов, слез и взаимных попреков, что провели эти Филемон и Бавкида питейного промысла.
Первые лучи рассвета застали Бавкиду на пороге своего дома, ожидающую своей участи. Вдруг она испустила крик ужаса: по дороге прямо к их дому шествовали двое мужчин, а вернее — два привидения, ведь иначе быть не могло…
— Что еще стряслось? — дрожа, спросил ее муж.
— Они! — шепнула жена.
— Они? Кто это «они»?
— Те двое, что вчера…
Сдавленно вскрикнув, муж упал на стул.
Трихтер и Фрессванст вошли, исполненные эпической простоты и спокойствия, и уселись за стол.
— Водки! — потребовал Трихтер.
И прибавил:
— Той, вчерашней.
— Да, — подтвердил Фрессванст. — Непременно той самой. Очень уж она бодрит.
LI
ФЕЙЕРВЕРК С РАЗНЫХ ТОЧЕК ЗРЕНИЯ
Так прошло дня три или четыре: студенты-кочевники купались в развлечениях, неизменно разнообразных, источник которых благодаря мощному и странному гению Самуила открывался во всем, что было доступно им, будь то лес или река, замок или деревня, штудии или забавы, фантазии или
