что вторил королю, когда он всячески расхваливал художника. Это дурно с вашей стороны, очень дурно, сударь! — обиженно проговорил Мармань.
— Если б я был уверен, что вы никому не скажете, милейший… Да, как звать-то вас, черт побери?.. Я, пожалуй, и не прочь бы поделиться: откровенно говоря, меня так и подмывает рассказать вам эту забавную историю, точно я тростник царя Мидаса.118
— Ну говорите же, говорите! — воскликнул Мармань.
— А вы никому не скажете?
— Никому.
— Честное слово?
— Клянусь честью!
— Так вот, представьте себе… Но сперва, любезный… любезный друг мой, скажите, известна ли вам легенда об угрюмом монахе?
— Да, что-то слышал; толкуют, будто в Большом Нельском замке появилось привидение.
— Вот именно! Тем лучше! Если вы уже знаете об этом, мне остается только кое-что досказать. Так вот: вообразите, что госпоже Перрине…
— Дуэнье Коломбы?
— Да, да! Сразу видно, что вы друг этого семейства. Итак, представьте себе: госпоже Перрине показалось во время ночной прогулки — она, видите ли, для здоровья прогуливается по ночам, — что по аллеям Большого Нельского парка бродит угрюмый монах, а госпожа Руперта… Вы знаете ее?
— Старая служанка Челлини?
— Вот именно! Итак, однажды, когда у госпожи Руперты была бессонница, она увидела, что изо рта, ноздрей и ушей огромной статуи Марса вылетало пламя. Знаете, того самого Марса, который стоит в саду…
— Да-да! Это подлинный шедевр! — воскликнул Мармань.
— Хорошо сказано! Именно шедевр, как и все произведения Челлини. И вот, достопочтенные дамы — то есть госпожа Перрина и госпожа Руперта — решили, что обе видели привидение и что, нагулявшись ночью в своем белом одеянии, угрюмый монах, едва пропоют петухи, забирается в голову Марса — вполне подходящее пристанище для проклятой богом души, не правда ли? — и пылает там на адском огне, который вырывается из глаз, ушей и рта идола.
— Что за околесицу вы несете, милейший? — воскликнул Мармань, не понимая, серьезно говорит школяр или подшучивает над ним.
— Да это самая обыкновенная история о привидениях, любезный друг!
— Неужели такой разумный малый, как вы, милейший, может верить в подобную чушь?
— А я и не верю, — ответил Жак Обри. — Потому-то я и просидел целую ночь на дереве: уж очень хотелось вывести все на чистую воду и узнать, кто является причиной переполоха в Большом Нельском замке. Вот я и притворился, что ухожу, но, вместо того чтобы захлопнуть калитку парка за собой, я захлопнул ее перед собой и незаметно пробрался в темноте к облюбованному дереву. Через несколько минут я уже притаился в его густой листве, прямо против головы Марса. И как вы думаете, что я увидел?
— Откуда же мне знать? — ответил Мармань.
— И то верно! Догадаться об этом мог бы разве колдун. Сперва я увидел, как приоткрылась дверь замка… парадная дверь, знаете?
— Да-да, конечно, знаю! Продолжайте!
— Итак, дверь приоткрылась, и из нее выглянул человек, видимо желавший убедиться, нет ли кого- нибудь во дворе. Это был не кто иной, как Герман, толстый немец.
— Так, так, Герман, толстый немец, — повторил Мармань.
— Удостоверившись, что двор пуст, он осмотрелся, не взглянул только на мое дерево, ибо, сами понимаете, ему и на ум не пришло, что там кто-то может сидеть; потом он вышел, прикрыл осторожно дверь, сошел с крыльца и направился прямехонько во двор Малого Нельского замка. Там он трижды постучался — наверное, это был условный знак, дверь Малого замка открылась, из нее вышла какая-то женщина и впустила немца. Женщина оказалась достопочтенной госпожой Перриной, которая очень любит гулять по ночам в обществе нашего Голиафа.
— Вот так штука! Бедняга прево!
— Постойте, постойте! Это еще не все. Я следил за ними до тех пор, пока они не вошли в Малый замок, как вдруг слева от меня скрипнула оконная рама. Я быстро обернулся и увидел этого негодника Паголо. Ну кто бы мог подумать, что тихоня Паголо с его вечными «Отче наш» и «Богородицей» способен лазить по ночам из окошка! Осторожно оглядевшись, точь-в-точь как Герман, он выбрался наружу, соскользнул вниз по водосточной трубе и, переходя с балкона на балкон, добрался до окна другой комнаты… Угадайте чьей, виконт?
— Но откуда же мне знать! Может быть, госпожи Руперты?
— Ну да! Очень-то она ему нужна! До окна Скоццоне, сударь мой! Ни больше ни меньше как Скоццоне, любимой натурщицы Бенвенуто, этой очаровательной смуглянки! Каков плут, а? Что вы на это скажете?
— В самом деле забавная история, — согласился Мармань. — И больше вы ничего не видели?
— Терпение, дорогой виконт! Самый лакомый кусочек я приберег напоследок — так сказать, на закуску. Мы еще не дошли до конца, но, будьте покойны, доберемся и до него.
— Ну ладно, ладно, продолжайте. Честное слово, милейший, препотешная история!
— Подождите, то ли еще будет! Итак, слежу я за Паголо, который, рискуя сломать себе шею, перебирается с балкона на балкон, и слышу снова какой-то шум, на сей раз почти под самым деревом. Гляжу вниз и вижу Асканио, который крадучись выходит из литейной мастерской.
— Любимого ученика Бенвенуто?
— Его самого, сударь, этого святошу, похожего на мальчика из церковного хора и с виду скромного, как девушка. Недаром говорится, что наружность обманчива!
— Как интересно! Значит, Асканио вышел из дому, но для чего?
— Вот именно — для чего? Этот вопрос задавал себе и я. Но скоро все выяснилось. Оглядевшись по сторонам, как Герман и Паголо, и убедившись, что поблизости никого нет, он притащил из литейной лестницу и, приставив ее к плечам Марса, стал взбираться. Лестница находилась по другую сторону статуи, так что я потерял Асканио из виду и уже начал подумывать, куда это он запропастился, как вдруг у Марса загорелись глаза.
— Ну, уж это вы просто заговариваетесь, милейший! — воскликнул Мармань.
— Да нет же, сущая правда, виконт! И если бы я не знал, в чем тут дело, сознаюсь, мне было бы не по себе. Но я видел, как Асканио полез на статую, а потому был уверен, что он-то и зажег свет.
— Но что понадобилось Асканио ночью в голове Марса?
— Вот-вот, тот же вопрос задал себе и я! А так как никто не мог мне ответить, я решил разобраться во всем самостоятельно. Я изо всех сил пялил глаза, и наконец мне показалось, что я вижу через глазницы Марса привидение. Честное слово! В голове статуи был призрак женщины в белом платье, и перед ней на коленях, как перед святой мадонной, стоял наш Асканио. К сожалению, мадонна сидела ко мне спиной, и я не видел ее лица, но я видел шейку. О! Что за чудесные шейки бывают у привидений, виконт, прямо-таки лебяжьи! И белые-белые, как снег! Зато с каким обожанием глядел Асканио на призрак! Вот нечестивец! Тут я сразу понял, что это не привидение, а самая обыкновенная женщина. Каково?! Прятать любимую в голове Марса! Что вы на это скажете, милейший?
— Гм, гм… действительно, все это очень странно, — смеясь и в то же время что-то соображая, пробормотал Мармань. — Весьма странно. И вы не догадываетесь, кто эта женщина?
— Просто ума не приложу. А вы?
— Я тоже… Ну, а потом? Что же было потом?
— Потом? Я так расхохотался, что потерял равновесие и свалился со своего сука и если бы при этом не ухватился за другой сук, то непременно сломал бы себе шею. Тогда я решил, что, раз уж я все видел и к тому же проделал половину пути, лучше всего отправиться восвояси. Так я и поступил: вышел потихоньку за ворота и пошел домой, все еще смеясь, а по дороге повстречался с вами, и вы заставили меня рассказать
