вероломно.
Аженор ничего не ответил. Ведь он пришел потому, что его пригласили говорить об Аиссе.
– Подойдите ближе, – попросила донья Мария. – Я так сильно привязана к дону Педро, что, защищая его интересы, была вынуждена нанести вред вашим, но меня оправдывает любовь, вы сами любите и должны понять меня.
Мария была близка к цели их свидания. Однако Аженор ограничился поклоном и упрямо молчал.
– Теперь, господин рыцарь, когда мои дела улажены, мы будем говорить о ваших, – предложила Мария.
– Каких? – спросил Аженор.
– О тех, что волнуют вас сильнее всего.
Аженор, видя искреннюю улыбку и приветливость доньи Марии, слыша ее сердечные, убедительные слова, почувствовал себя обезоруженным.
– Ну, сядьте же вот сюда, – сказала чаровница, указывая ему место рядом с собой.
Рыцарь покорно подчинился.
– Вы думали, что я ваш враг, но ошиблись, – сказала молодая женщина, – и, чтобы это доказать, я готова оказать вам столь же важные услуги, что вы оказали мне.
Аженор с удивлением смотрел на нее. Но Мария Падилья продолжала:
– Конечно, важные… Разве не вы были моим славным защитником в дороге, моим добрым невольным советчиком?
– Совсем невольным, потому что я даже не знал, с кем говорю, – ответил Аженор.
– Зато я сумела принести пользу королю, передав ему сведения, которые вы мне сообщили, – с улыбкой прибавила Мария Падилья. – И не отрицайте, что вы мне очень помогли.
– Хорошо, мадам, я вам помог… Но вы…
– Уж не считаете ли вы, что я не могу быть вам полезной? О, шевалье, вы сомневаетесь в моей благодарности!
– Может быть, мадам, вы и хотели бы мне помочь, я не спорю.
– Я хочу и могу. Представьте себе, например, что вас не выпустят из Сории.
Аженор вздрогнул.
– А я помогу вам выбраться из города.
– Сделав это, мадам, вы принесли бы пользу не столько мне, сколько королю, так как избавили бы его от обвинений в измене и трусости.
– Я согласилась бы с вами, если вы были бы просто послом, которого здесь никто не знает, и приехали бы в Сорию с политической миссией. Ведь тогда вы могли бы вызывать ненависть или подозрения только у короля, – возразила молодая женщина. – Но подумайте сами, нет ли у вас в Сории другого врага, вашего личного врага?
Аженор явно смутился.
– Вы должны бы понимать, если это так, – продолжала донья Мария, – что ваш враг, одержимый злобой против вас, ничего не сказав королю, заманит вас в западню, чтобы отомстить вам, а король останется непричастным к этой мести. Это будет легко доказать вашим соотечественникам в том случае, если дело дойдет до объяснений. Поэтому, шевалье, помните, что здесь вы представляете не только ваши собственные интересы, но интересы дона Энрике де Трастамаре.
У Аженора вырвался тяжелый вздох.
– Ага! По-моему, вы меня поняли, – воскликнула Мария. – Ну хорошо, а если я избавлю вас от опасности, которая может вам угрожать при встрече с вашим врагом?
– Вы сохранили бы мне жизнь, мадам, что само по себе великое благо, но я даже не могу сказать, был бы я признателен вам за ваше великодушие.
– Почему же?
– Потому что мне не дорога моя жизнь.
– Вам не дорога ваша жизнь?
– Да, – сказал Аженор.
– Наверное, у вас большое горе, не так ли?
– Вы правы, мадам.
– А что если я знаю о вашем горе?
– Вы, знаете?
– А что если я покажу вам причину вашего горя?
– Вы? Неужели вы можете сказать мне… можете дать увидеть…
Мария Падилья подошла к террасе, которая была занавешена шелковыми шторами.
– Смотрите же! – сказала она, отдернув штору.
Внизу можно было увидеть другую террасу, которую от верхней отделял массив апельсинных,
