Вместе с рабами мавры ушли в городок и вернулись через два часа.
Голод – дурной советчик. Мюзарон хотел безжалостно убить этих несчастных мавров и, сбросив их в реку, захватить припасы.
– Это будет подлым убийством, которое Бог осудит и поэтому расстроит наш план, – ответил Аженор. – Надо, Мюзарон, прибегнуть к хитрости… Сам видишь, дорога здесь узкая, а ночи темные. Ослу, груженному корзинами, будет трудно взбираться вверх по дороге. Когда он будет проходить мимо, мы его толкнем, и он скатится к подножию скалы. Ну а ночью подберем все, что останется на земле от продуктов.
– Правильно, сеньор, в вас говорит добрый христианин, – заметил Мюзарон. – Но я так проголодался, что не чувствую в себе никакой жалости.
Сказано – сделано. Наши путники в четыре руки нанесли маленькому ослу, когда тот проходил мимо, задевая корзинами скалу, такой сильный удар, что он не устоял на ногах и скатился по крутому склону.
Мавры гневно закричали и избили бедного осла, но они, хотя и не дали ему упасть в пропасть, не смогли вновь заполнить пустые корзины. Совсем приуныв, один мавр, ведя побитого осла, снова отправился в городок, а другой, причитая от огорчения, направился в замок.
Тем временем наши голодающие отважно ринулись в заросли колючек и в скопище острых камней, подбирая хлеб, мешочки с изюмом и бурдюки с вином и сразу же запаслись едой на целую неделю.
Плотно перекусив, они вновь обрели надежду на лучшее и воспряли духом. И согласимся, что это было им крайне необходимо.
В течение двух смертельно скучных дней наши неусыпные стражи, действительно, не увидели и не услышали ничего, кроме новых голосов: Хафиз, расхаживая по площадке, громко жаловался на свое рабское положение; Мотриль отдавал приказания; солдаты кричали. Ничто не возвещало, что король находится в замке.
Мюзарон набрался храбрости и отправился вечером в соседний городок что-нибудь разузнать, но никто не мог ему ничего сказать. Со своей стороны Аженор тоже пытался что-нибудь выяснить, но ничего не узнал.
Когда они опять начали терять всякую надежду, время, казалось, вдвое ускорило свой бег.
Положение двух наших соглядатаев было критическое: днем они не смели показываться на свет, ночью боялись выходить, потому что в их отсутствие кто-нибудь мог проникнуть в пещеру, и пришельцем этим мог оказаться король.
Миновало два с половиной дня, и первым потерял мужество Аженор.
На второй день ночью Молеон вернулся из городка, где напрасно опустошил свой кошелек, так ничего и не разузнав. Он нашел в пещере Мюзарона, охваченного отчаянием и рвущего на себе и без того редкие волосы.
Расспросив честного слугу, Молеон узнал, что Мюзарон, заскучав в пещере в одиночестве, заснул; пока он спал, какой-то всадник поднялся в замок, но разглядеть его Мюзарон не успел. Он слышал только цокот копыт лошади или мула.
– Как же мне не повезло! – стенал оруженосец.
– Не отчаивайся, может быть, это не король. Люди в городке говорят, что он в Толедо. Кстати, один он не поедет, а слух о его бегстве еще не утих. Нет, это не король, он не приедет в Монтель. Вместо того чтобы терять здесь время, поедем прямо в Толедо.
– Вы правы, сеньор мой, здесь мы можем надеяться лишь на одну удачу – услышать голос доньи Аиссы. Это будет очень хорошо, но пенье птички – еще не сама птичка, как говорят в Беарне.
– Не будем мешкать. Мюзарон, забери сбрую лошадей, выберемся отсюда – ив путь-дорогу.
– Я мигом, господин рыцарь, вы и представить себе не можете, как мне здесь надоело.
– Ступай, – приказал Аженор.
– Тсс! – прошептал Мюзарон в то мгновение, когда рыцарь поднялся с земли.
– В чем дело?
– Тише, прошу вас, я слышу шаги.
Аженор вернулся в пещеру, а Мюзарона так встревожил этот шум, что он посмел даже потянуть хозяина за руку.
С дороги, ведущей в замок, явственно доносились торопливые шаги.
Ночь была темная; оба француза укрылись в пещере. Вскоре они разглядели троих мужчин; они шли быстро и прятались, пригнувшись, под деревьями, чтобы их не увидели из цитадели.
У источника они остановились.
Они были в крестьянских одеждах, но все с топорами и ножами.
– Он, наверно, проехал этой дорогой, – сказал один из них, – вот на песке следы подков его коня.
– Значит, мы его упустили, – со вздохом заметил другой. – Черт побери, в последнее время нам что-то не везет.
– Вы охотитесь за слишком крупной дичью, – ответил первый.
– Лэсби, ты рассуждаешь, как мужлан, капитан это тебе подтвердит.
– Но…
– Молчи… Убитый крупный зверь кормит охотника две недели. Десятка жаворонков или зайца едва хватает на скудный обед.
