На стороне Энрике были города Галисии и Леона; он располагал армией, чье крепкое ядро составляли пять тысяч бретонцев под командованием Оливье Дюгеклена.
Энрике лишь ждал надежных вестей от Молеона, когда тот появился в лагере вместе с оруженосцем и рассказал обо всем, что делал и видел.
Король и Бертран выслушали его в глубоком молчании.
– Как! – воскликнул коннетабль. – Разве Мотриль не уехал с доном Педро?
– Мотриль ждал, когда подойдут сарацины, чтобы встать во главе их.
– Можно послать сотню солдат, чтобы прежде всего захватить в Монтель мавра, – посоветовал Бертран. – Отряд поведет Аженор, а поскольку, как я предполагаю, у него нет особых причин любить этого Мотриля, то он построит на берегу Тахо высокую виселицу и повесит на ней сарацина, этого убийцу и предателя…
– О сеньор, вы были так добры, обещая мне вашу дружбу и поддержку, – сказал Аженор. – Не отказывайте мне в них сегодня, умоляю вас, разрешите, чтобы сарацин Мотриль спокойно, ничего не подозревая, жил в замке Монтель.
– Почему же? Это гнездо надо разрушить.
– Сеньор коннетабль, я знаю это логово, которое в будущем будет нам полезно. Вам известно, что, если хотят взять лиса, то делают вид, будто не замечают его норы, и проходят мимо, не глядя в ее сторону. Иначе он покинет ее и больше туда не вернется.
– Ну и что же дальше, шевалье?
– Сеньоры, пусть Мотриль и дон Педро думают, что о них никто не знает и что они неприступны в замке Монтель, где позднее – как знать? – мы можем поймать их обоих в одну сеть.
– Аженор, я надеюсь, что это не единственный твой довод? – спросил король.
– Да, сир, – я ведь никогда на лгал, – да, это не единственный мой довод. Истинная причина в том, что в этом замке заточен мой друг, которого Мотриль убьет, если мы окружим крепость.
– Так прямо и говори, – воскликнул Бертран, – и никогда не думай, что мы решимся отказать тебе в твоей просьбе!
После этой беседы, которая успокоила Молеона насчет судьбы Аиссы, командиры армии еще больше ужесточили осаду Толедо.
Жители оборонялись так упорно, что город стал ареной множества боевых схваток, и немало знаменитых осаждающих, причем самых опытных воинов, было убито или ранено в стычках и вылазках.
Но эти бои были лишь прологом к большому сражению, подобно тому, как молнии и гром в облаках являются предвестием бури.
Дон Педро приехал в Толедо – город был хорошо укреплен и имел солидные запасы съестного, – чтобы уладить свои дела с подданными и союзниками.
В бесконечной череде гражданских войн толедцы склонялись то на одну, то на другую сторону; надо было вдохнуть в них боевой дух, который навеки связал бы горожан с делом победителя при Наваррете.
Этой победой дон Педро гордился больше всего. Если толедцы не поддержали бы на этот раз своего государя и он не выиграл бы первого сражения, как победил при Наваррете, то с Толедо было бы покончено навсегда: дои Педро не простил бы этого городу.
Ему, человеку коварному, хорошо было известно, что на самом деле воздействовать на жителей большого города могут лишь голод и алчность.
Мотриль твердил ему об этом каждый день. Поэтому надлежало кормить толедцев и внушать им надежду на богатые трофеи.
Дону Педро не удалось достичь этих двух целей. Он многое обещал в будущем, но ничего не давал в настоящем.
Увидев, что на рынке не хватает съестного, а закрома пусты, толедцы начали роптать.
Группа из двадцати богатых горожан, преданных графу де Трастамаре или движимых только несогласием с доном Педро, подстрекала недовольных и создавала в городе смуту.
Дон Педро посоветовался с Мотрилем.
– Эти люди сыграют с вами злую шутку, открыв, пока вы спите, городские ворота вашему сопернику, – сказал мавр. – В крепость войдут десять тысяч солдат, возьмут вас в плен, и война на этом закончится.
– Что же надо сделать?
– Одну очень простую вещь. В Испании вас называют доном Педро Жестоким.
– Мне это известно… Но заслужил я это звание всего лишь чуть более решительным исполнением приговоров.
– Я не спорю… Но если вы заслужили это имя, не надо бояться заслужить его еще раз. Если вы не заслужили его, то поспешите оправдать свое имя какой-нибудь славной расправой, которая убедит толедцев, что рука у вас тяжелая.
– Да будет так, – сказал король. – Я начну действовать сегодня ночью. Дон Педро, действительно, приказал назвать ему имена недовольных, о которых мы уже упоминали; разузнал, где они живут и каковы их привычки.
Потом, ночью, взяв сотню солдат, которыми командовал сам, врывался в дома к мятежникам и приканчивал их.
Тела их сбросили в Тахо. Немного ночного шума и много старательно смытой крови – вот и все, что поведало толедцам, каким образом король намеревался вершить правосудие и управлять городом.
