– Вот что значит вечно творить зло, – серьезно ответил Молеон, благородство которого почти вызывало уважение у бандита. – Люди не доверяют никому, всех подозревают и клевещут даже на короля, заслужившего в своем королевстве звание честнейшего человека. Я начинаю думать, капитан, – прибавил он с сомнением, – что король ошибся, послав меня к вам: только принцы оказывают друг другу подобную честь, а сейчас вы говорите, как главарь банды, но не как принц.
– Ну-ну! – заметил Каверлэ, слегка смущенный такой дерзостью. – Никому не доверять, мой друг, означает быть мудрым. Да и, говоря откровенно, разве я могу приглянуться королю после воплей сожженных живьем монахов, рыданий изнасилованных женщин и жалоб обложенных выкупом горожан, о чем вы столь красноречиво распространялись только что!
– Отлично, теперь я понимаю, что мне надо делать, – сказал Молеон.
– Ну и что же вам надо делать? – спросил капитан Гуго де Каверлэ.
– Мне остается сообщить послу короля, что его поручение не выполнено, ибо командир наемников не доверяет слову короля Карла Пятого.
И Молеон направился к выходу из палатки, чтобы исполнить свою угрозу.
– Эй, постойте! – крикнул Каверлэ. – Я ни слова не сказал о том, о чем вы думаете, и даже не думал о том, о чем вы говорите. Впрочем, отослать назад этого рыцаря мы всегда успеем. Наоборот, дорогой друг, вызовите его сюда, и он будет желанным гостем.
– Король Франции не доверяет вам, мессир, – холодно возразил Молеон. – И он не разрешит одному из своих главных слуг приехать к вам в лагерь, если вы не дадите ему твердых гарантий.
– Клянусь печенкой папы, вы меня оскорбляете, приятель! – закричал Каверлэ.
– Нисколько, дорогой мой капитан, – ответил Молеон, – ведь вы сами подали пример недоверия.
– Бес меня забери, разве мы не знаем, что посланца короля никто не смеет тронуть, даже мы, для кого закон не писан? Он что, особенный?
– Может быть, – сказал Молеон.
– Тогда из любопытства я хочу на него взглянуть.
– В таком случае подпишите, как положено, охранную грамоту.
– Это проще простого.
– Конечно, но вы здесь не один, капитан, хотя я приехал именно к вам, ведь вы первый из всех, и у меня то преимущество, что я знаком с вами, но не знаю других командиров.
– Значит, послание адресовано не только мне? – спросил Каверлэ.
– Да, всем командирам наемных отрядов.
– Выходит, добрый король Карл хочет обогатить не одного меня? – насмешливо спросил Каверлэ.
– Король Карл достаточно могуч, чтобы обогатить, если пожелает, всех грабителей королевства, – отпарировал Молеон со смехом, который своей язвительностью превосходил насмешки капитана Каверлэ.
Видимо, так и следовало разговаривать с главарем наемников: эта острота развеяла его дурное настроение.
– Позовите моего письмоводителя, – приказал Каверлэ, – и пусть он составит охранную грамоту по всей форме.
Вперед выступил высокий, худой, робкий человек, одетый в черное: это был учитель из соседней деревни, которого капитан Гуго де Каверлэ на время возвел в звание своего секретаря.
Под присмотром Мюзарона он выправил самую точную и правильную охранную грамоту, которая когда- либо стекала на пергамент с пера сего ученого мужа. После этого капитан, поручив пажу призвать к нему собратьев, самых знаменитых бандитов, для начала приложил набалдашник своего кинжала (либо он не умел писать, либо по одному ему известной причине не хотел снимать свою железную перчатку) под текстом грамоты и попросил других командиров поставить под собственной монограммой свои кресты, печати, подписи; исполняя сию процедуру, командиры обменивались шутками, считая себя выше всех принцев на свете: ведь они выдавали охранную грамоту посланцам короля Франции.
Когда пергамент был усеян всеми печатями и подписями, Каверлэ повернулся к Молеону.
– И как же зовут посла?
– Вы узнаете его имя, когда он приедет и если он соизволит вам его сообщить, – ответил Аженор.
– Это какой-нибудь барон, – со смехом сказал Смельчак, – у которого мы сожгли замок и отняли жену, приезжает посмотреть, нет ли возможности выменять свою целомудренную супругу на своего коня и ловчих соколов.
– Готовьте ваши лучшие доспехи, – с гордостью посоветовал Молеон, – прикажите вашим пажам, если они у вас есть, надеть самые богатые костюмы и молчите, когда тот, о ком я объявлю, войдет, если потом не хотите сожалеть о том, что совершили большую ошибку для людей, сведущих в воинском деле.
И Молеон вышел из палатки, как человек, сознающий тяжесть удара, который ему предстоит нанести. Ропот сомнения и удивления послышался среди командиров.
– Он сумасшедший, – прошептал кто-то.
– О, вы его совсем не знаете, – возразил Каверлэ. – Да нет, он не сумасшедший, хотя от него можно ждать любых неожиданностей.
Прошло полдня. Лагерь вновь обрел свой привычный вид. Одни солдаты купались в реке, другие под деревьями пили вино, третьи просто валялись на траве. Можно было видеть шайки мародеров, чье возвращение сопровождалось криками радости и воплями горя; вместе с ними появлялись растрепанные женщины, избитые мужчины, которых волокли, привязав к хвостам лошадей. Ревущую скотину, что рвалась из рук новых хозяев, затаскивали под навесы, забивали и тут же разделывали на ужин, тогда как командиры
