узнает ли он своего дорогого брата.
Рыцаря невольно передернуло от ярости.
– Ага, краснеете! – воскликнул Каверлэ. – Ну что ж, Признавайтесь, и, если признаетесь, я – слово капитана! – клянусь вам, все останется между нами, и ваш брат даже не узнает, что мне выпала честь несколько мгновений беседовать с вашим величеством.
– Ладно, говорите: чего вы хотите?
– Я ничего не захочу, вы это прекрасно понимаете, государь, до тех пор, пока не буду уверен, что мне в руки попал именно дон Педро.
– Предположите же, что я в самом деле король, и говорите. – Чума меня раздери! Вам, государь, просто сказать: «Говорите!» Неужели вы думаете, что мне надо сказать вам так мало, что это уложится в два слова?! Нет, ваше величество, прежде всего нужна охрана, достойная вашего величества.
– Охрана?! Значит, вы рассчитываете держать меня в плену?
– Во всяком случае, таково мое намерение.
– А я говорю вам, что больше не останусь здесь ни часа, даже если это обойдется мне в половину моего королевства.
– О, именно столько это вам и будет стоить, государь, и это еще совсем дешево, поскольку в том положении, в каком вы оказались, вы почти наверняка рискуете потерять все.
– Тогда назначайте цену! – вскричал пленник.
– Мне надо подумать, государь, – холодно ответил Каверлэ.
Казалось, дон Педро сдержался с невероятным трудом и, не отвечая ни слова, сел напротив полога палатки, повернувшись к капитану спиной.
Тот, похоже, глубоко задумался; потом, помолчав, спросил:
– Вы ведь дадите мне полмиллиона экю золотом, не прав – Дали?
– Вы глупец, – ответил король. – Столько не найдется во всех провинциях Испании.
– Значит, триста тысяч, а? Надеюсь, я вполне благоразумен?
– И половины не дам, – сказал король.
– Тогда, ваше величество, – ответил Каверлэ, – я напишу записочку вашему брату Энрике де Трастамаре. Он лучше меня знает толк в таких делах и назначит цену.
Дон Педро сжал кулаки, и можно было заметить, как пот выступил у него на лбу и потек по щекам. Каверлэ повернулся к секретарю:
– Метр Робер, попросите от моего имени графа дона Эн-рике де Трастамаре пожаловать в мою палатку.
Писец направился к выходу, но едва он собрался ступить на порог, как дон Педро встал.
– Я дам триста тысяч золотых экю, – сказал он. Каверлэ подпрыгнул от радости.
– Но, поскольку, покинув вас, я смогу попасть в лапы какого-нибудь другого бандита вроде вас, который тоже назначит за меня выкуп, вы дадите мне расписку и охранную грамоту.
– А вы отсчитаете мне триста тысяч экю.
– Нет, ибо вы понимаете, что такую сумму с собой не возят; хотя среди ваших людей наверняка найдется какой-нибудь еврей, знающий толк в бриллиантах?
– Да я и сам в них разбираюсь, государь, – ответил Каверлэ.
– Отлично. Подойди сюда, Мотриль, – сказал король, сделав мавру знак приблизиться. – Ты слышал?..
– Да, государь, – сказал Мотриль, доставая из широких шаровар длинный кошелек, сквозь петли которого мелькали чудесные отблески, которые творец драгоценных камней заимствует у царя светил.
– Приготовьте расписку, – сказал дон Педро.
– Она уже готова, – ответил капитан, – надо лишь проставить сумму.
– А охранная грамота?
– Она под распиской. Я слишком усердный слуга вашего величества, чтобы заставлять вас ждать.
Кривая ухмылка появилась на губах короля. Он подошел к столу:
«Я, Гуго де Каверлэ, – прочел он, – командир английских наемников…»
Дальше король читать не стал; луч, подобный молнии, мелькнул в его глазах.
– Значит, вас зовут Гуго де Каверлэ? – спросил он.
– Да, – ответил командир, удивляясь радостному выражению в голосе короля, причину которого он тщетно старался угадать.
– И вы командир английских наемников? – продолжал дон Педро.
– Несомненно.
– Тогда подождите-ка, – сказал король Мотриль, – Положи эти бриллианты в кошелек, а кошелек спрячь в карман.
