– О, – прошептал герцог сквозь зубы.
– Да, я ждала барона Каноля, – спокойно продолжала госпожа Лартиг.
– Вы ждали его?
– Ждала.
– И смеете признаться?..
– Смею. Знаете ли вы, кто такой Каноль?
– Хвастун, которого я жестоко накажу за его дерзость.
– Нет, он добрый и честный дворянин, и вы станете по-прежнему покровительствовать ему.
– Ого! Ну, этого-то не будет! Клянусь!
– Не клянитесь, герцог, по крайней мере, до тех пор, пока не выслушаете меня, – сказала Нанона с улыбкою.
– Говорите же, но скорей.
– Вы, все знающий, все замечающий, неужели вы не заметили, что я беспрестанно занималась Канолем, беспрестанно просила вас за него, выпросила ему капитанский чин, денежное пособие на поездку в Бретань с господином Мельерэ и потом еще отпуск? Неужели вы не заметили, что я беспрестанно заботилась о нем?
– Сударыня, это уж чересчур!
– Позвольте, герцог, подождите до конца.
– Чего мне еще ждать? Что вы можете еще прибавить?
– Что я принимаю в бароне Каноле самое нежное участие.
– Я знаю!
– Что я предана ему и телом и душою.
– Сударыня, вы употребляете во зло...
– Что буду служить ему до самой смерти, и все это потому...
– Потому что он ваш любовник, не трудно догадаться.
– Нет! – закричала Нанона, схватив дрожавшего герцога за руку. – Потому что Каноль брат мой!
Руки герцога д’Эпернона опустились.
– Ваш брат! – прошептал он.
Нанона кивнула головою в знак согласия и улыбнулась с радостью.
Через минуту герцог вскричал:
– Однако же это требует объяснения!
– Извольте, я все объясню вам, – сказала Нанона. – Когда умер отец мой?
– Теперь уж месяцев восемь, – отвечал герцог, рассчитав время.
– А когда подписали вы патент на капитанский чин барону Канолю?
– Да в то же время.
– Две недели спустя, – сказала Нанона.
– Очень может быть...
– Мне очень неприятно, – продолжала Нанона, – рассказывать про бесчестие другой женщины, разглашать тайну, которая становится нашею тайною, слышите ли? Но ваша странная резкость принуждает меня, ваше поведение заставляет меня говорить... Я подражаю, вам герцог: во мне нет великодушия.
– Продолжайте, продолжайте! – вскричал герцог, который начинал уж верить выдумкам прелестной гасконки.
– Извольте... Отец мой был известный адвокат, имя его славилось. Назад тому двадцать лет отец мой был еще молод, он всегда был очень хорош лицом. Он любил еще до своего брака мать барона Каноля, ее не отдали за него, потому что она дворянка, а он – выслужившийся чиновник. Любовь взяла на себя труд, как часто случается, поправить ошибку природы, и один раз, когда барон Каноль отправился в путешествие... Ну, теперь вы понимаете?
– Понимаю, но каким образом дружба ваша с Канолем началась так поздно?
– Очень просто: только по смерти отца я узнала, какие узы связывают меня с Канолем. Вся тайна хранилась в письме, которое отдал мне сам барон, называя меня сестрою.
– А где это письмо?
– А разве вы забыли, что пожар истребил у меня все самые мои драгоценные вещи и все мои бумаги?
– Правда, – прошептал герцог.
– Двадцать раз я собиралась рассказать вам эту историю, будучи уверена, что вы сделаете все, что можно, для того, кого я потихоньку называю братом. Но он всегда удерживал меня, всегда упрашивал, умолял пощадить репутацию его матери, которая еще жива. Я повиновалась ему, потому что умела ценить его доводы.
– Так вот что! – сказал тронутый герцог. – Ах, бедный Каноль.
– А ведь он отказывался от счастия! – прибавила прелестная гасконка.
– У него прекрасная душа, – заметил герцог, – это делает ему честь.
– Я даже обещала ему с клятвою, что никогда никому не скажу ни слова про эту тайну. Но ваши подозрения заставили меня проговориться. О, горе мне! Я забыла клятву! Горе мне! Я изменила тайне моего брата!
Нанона зарыдала.
Герцог бросился перед ней на колени и целовал ее прелестные ручки. Она опустила их в отчаянии и, подняв глаза к небу, казалось, вымаливала себе прощение за клятвопреступление.
– Вы твердите: горе мне! – вскричал герцог. – Напротив того, счастье всем нам! Я хочу, чтобы милый Каноль воротил потерянное время. Я не знаю его, но хочу познакомиться с ним. Вы представите его мне, и я буду любить его, как сына.
– Скажите, как брата, – подхватила она с улыбкой.
Потом перешла к другой мысли.
– Несносные доносчики! – сказала она, сжимая письмо и показывая, будто бросает его в камин, но между тем тщательно спрятала его в карман, чтобы впоследствии отыскать доносчика.
– Но, кстати, – сказал герцог, – отчего не идет он сюда? Зачем откладывать наше знакомство? Я сейчас пошлю за ним в гостиницу.
– Хорошо! Чтобы он узнал, что я ничего не могу скрывать от вас, и что, забыв данную клятву, я все рассказала вам?
– Я все скрою.
– Теперь, герцог, я должна ссориться с вами, – сказала Нанона с улыбкою, которую демоны занимают у ангелов.
– А за что, красавица моя?
– За то, что прежде вы более дорожили свиданиями со мною наедине. Послушайте, теперь поужинаем. Успеем послать за Канолем и завтра.
«До завтра я успею предупредить его», – подумала Нанона.
– Пожалуй, – отвечал герцог, – сядем за стол.
В припадке подозрений он думал: «До завтрашнего утра не расстанусь с нею, и она будет колдунья, если успеет предупредить его».
– Стало быть, – сказала Нанона, положив руку на плечо герцогу, – мне позволено будет просить моего друга в пользу моего брата?
– Разумеется, – отвечал герцог, – все, что вам угодно, начиная с денег...
– Ну, денег ему не нужно, – возразила Нанона, – он подарил мне бриллиантовый перстень, который вы заметили и который достался ему от его матери.
– Так чин.
– Да, дело в чине. Мы дадим ему чин полковника, не так ли?
– Произвести его в полковники! Ба! Как вы спешите! Ведь для этого нужно, чтобы он оказал какую- нибудь услугу королю.
– Он готов служить везде, где ему прикажут.
– О, – сказал герцог, поглядывая на Нанону. – Я мог бы дать ему тайное поручение ко двору...
