Покуда Ла Бри пытался немного прибрать в этой комнате, которую успела проветрить Николь, удалившаяся затем к себе, Бальзамо разбудил Альтотаса и вернулся в дом.
Проходя мимо спальни Андреа, он остановился и прислушался. Как только Андреа вышла из залы, где проходил ужин, она заметила, что ускользала от таинственного влияния, которое возымел над ней путешественник.
Желая победить самые мысли о нем, она села за клавесин.
Через затворенную дверь до слуха Бальзамо донеслись звуки ее игры.
Бальзамо, как мы уже сказали, остановился под дверью.
Мгновение спустя он произвел руками круговые движения, словно делая заклинания, в самом деле, вероятно, это и были заклинания, потому что, снова охваченная ощущением, подобным тому, какое уже испытала, Андреа постепенно перестала играть, уронила руки и всем телом медленно повернулась к двери, словно покорствуя чужому влиянию и исполняя нечто против собственной воли.
Бальзамо улыбался в темноте, словно видел девушку сквозь затворенную дверь.
Андреа, несомненно, исполнила все, чего хотел Бальзамо, и он угадал, что желание его исполнилось; поэтому он протянул левую руку и, нащупав перила, стал подниматься по крутой массивной лестнице, которая вела в красную комнату.
По мере того как он удалялся, Андреа тем же медленным, скованным движением отвернулась от двери и возобновила игру. Ступив на последнюю ступеньку лестницы, Бальзамо услыхал первые звуки: девушка заиграла прерванную мелодию.
Бальзамо вошел в красную комнату и отпустил Ла Бри.
Ла Бри был, несомненно, прекрасным слугой, привыкшим повиноваться жесту. Однако, сделав уже шаг по направлению к двери, он остановился.
— В чем дело? — спросил Бальзамо.
Ла Бри сунул руку в карман куртки, порылся в нем, но не издал ни звука.
— Вы хотите мне что-то сказать, друг мой? — спросил Бальзамо, подходя к нему.
Ла Бри, явно делая над собой неимоверное усилие, извлек руку из кармана.
— Я хочу сказать, сударь, что вы нынче вечером, видать, ошиблись, — отвечал он.
— В самом деле? — удивился Бальзамо. — И в чем же состоит моя ошибка?
— Вы хотели мне дать монету в двадцать четыре су, а дали монету в двадцать четыре ливра.
И он разжал пальцы: на ладони у него лежал новенький блестящий луидор.
Бальзамо воззрился на старого слугу с восхищением, свидетельствовавшим, что обычно он не слишком-то верил в людскую честность.
— And honest[37], — произнес он, как Гамлет.
И, в свою очередь порывшись в кармане, он вложил в руку слуги второй луидор.
Невозможно описать счастье Ла Бри при виде такой поразительной щедрости. Он не видел золота по меньшей мере лет двадцать.
Поклонившись до земли, он начал пятиться к двери, но Бальзамо остановил его.
— Каков утренний распорядок у обитателей замка? — поинтересовался он.
— Господин барон де Таверне встает поздно, сударь, а мадемуазель Андреа всегда поднимается чуть свет.
— Когда это?
— Часов в шесть.
— Кто спит над моей комнатой?
— Я, сударь.
— А внизу?
— Никто. Под красной комнатой расположена прихожая.
— Хорошо, благодарю вас, друг мой, можете идти.
— Спокойной ночи, сударь.
— Спокойной ночи. Кстати, приглядите за моей каретой, чтобы она была в целости и сохранности.
— Можете не беспокоиться, сударь.
— Если услышите в ней какие-нибудь звуки или заметите свет, не пугайтесь. В ней мой старый немощный слуга, я вожу его с собой; он разместился в глубине кареты. Скажите господину Жильберу, чтобы не тревожил старика; кроме того, прошу вас, скажите ему, чтобы завтра утром он не удалялся, прежде чем не поговорит со мной. Ничего не забудете, друг мой?
— Ни в коем случае не забуду; но неужели вы, сударь, собираетесь уехать спозаранок?
— Посмотрим, — с улыбкой отвечал Бальзамо. — По делам мне необходимо завтра вечером быть в Бар-ле-Дюке.
Ла Бри испустил покорный вздох, бросил последний взгляд на постель и поднес свечу к очагу, намереваясь за неимением дров поджечь бумагу и хоть немного согреть просторную и сырую комнату.
Но Бальзамо его остановил.
— Нет, — сказал он, — оставьте мне все эти старые газеты: если не усну, развлекусь чтением.
Ла Бри поклонился и вышел.
Бальзамо приблизился к двери, прислушался к шагам старого слуги, под которым снова заскрипели ступени лестницы. Вскоре шаги у него над головой стихли. Ла Бри вернулся к себе в комнату.
Тогда барон подошел к окну.
Напротив его окна, в другом крыле здания, светилось окошко маленькой мансарды с неплотно задернутыми шторами. Там жила Леге. Девушка неспешно развязывала косынку и расстегивала платье. То и дело она отворяла окошко, высовывалась из него и оглядывала двор.
Теперь Бальзамо смотрел на нее с таким вниманием, какого не позволял себе проявить к ней за ужином.
— Удивительное сходство! — прошептал он.
В этот миг свет в мансарде погас, хотя обитательница ее, очевидно, еще не легла.
Бальзамо ждал, прислонившись к стене.
По-прежнему раздавались звуки клавесина.
По-видимому, барон прислушивался, желая уловить, не примешивается ли к музыке еще какой-нибудь звук. Затем, уверившись, что среди полной тишины царит одна гармония, он снова отворил дверь, которую затворил за собой Ла Бри, с предосторожностями спустился по лестнице и потихоньку приоткрыл дверь в гостиную, которая бесшумно повернулась на истертых петлях.
Андреа ничего не слышала.
Ее прекрасные, молочной белизны пальцы перебирали клавиши пожелтевшей слоновой кости; напротив нее находилось зеркало в резной раме, некогда золоченой, но теперь позолота облупилась и была скрыта под слоем серой краски.
Мелодия, которую играла девушка, была печальна. Впрочем, то были скорее простые аккорды, нежели мелодия. Несомненно, Андреа импровизировала, доверяя клавесину воспоминания и мечты, рождавшиеся в ее уме и воображении. Быть может, ее мысль, запертая в унылом Таверне, ненадолго покидала замок и блуждала в огромных садах монастыря Благовещения в Нанси, полных веселыми воспитанницами. Как бы то ни было, ее рассеянный, подернутый дымкой взгляд был устремлен в стоявшее перед ней темное зеркало, в котором отражался сумрак, коего не могла рассеять единственная в комнате свеча, стоявшая на клавесине и освещавшая музыкантшу.
Иногда она внезапно обрывала игру. В эти минуты она вновь вспоминала странное видение нынешнего вечера и неведомые впечатления, которые оно за собой повлекло. Мысли ее еще не успели ни на чем остановиться, но сердце уже забилось, и по телу пробежала дрожь. Она содрогнулась, словно что-то живое коснулось ее в уединении, и прикосновение это ее потревожило.
Пытаясь разобраться в своих странных ощущениях, она внезапно почувствовала, что ощущения эти возобновились. Девушка вся затрепетала, словно под действием электрического разряда. Взгляд ее прояснился, мысли обрели, так сказать, твердость, и она заметила в зеркале какое-то движение.
Это была бесшумно отворившаяся дверь гостиной.
В дверном проеме выросла какая-то тень.
Андреа вздрогнула, пальцы ее сбились и замерли на клавишах.
