— Он там, — сказала девушка и, приподняв полог, крикнула: — Перине Леклерк!
Леклерк, едва вошел, бросился к королеве: они оказались лицом к лицу.
Второй раз в своей жизни бедный торговец оружием стоял, как равный перед равным, перед гордой королевой Франции. Однажды, несмотря на различие положений, одни и те же чувства уже приводили их друг к другу с противоположных концов социальной лестницы. Только в первый раз речь шла о любви, а теперь — о мщении.
— Перине! — сказала королева.
— Ваше величество! — отвечал тот, пристально глядя в глаза повелительнице и не опуская своих.
— Я с тех пор тебя не видела, — добавила королева.
— Так ведь и ни к чему. Вы сказали: если его живым перевезут в другую тюрьму, я должен следовать за ним до самых ее дверей; если его тело погребут, я должен сопровождать его до самой могилы; но мертв ли он, живой ли, я должен вернуться к вам и сказать: «Он там». Королева, они предусмотрели все: что вы можете похитить и пленника и труп, — они бросили его живого и искалеченного в Сену.
— Почему же ты, несчастный, не спас его и не отомстил за него?
— Я был один, их — шестеро, двое мертвы. Я сделал, что мог. Теперь я надеюсь сделать больше.
— Увидим, — сказала королева.
— О, этот коннетабль! Ведь вы ненавидите его, не правда ли, ваше величество? И вы хотели бы овладеть Парижем. Так разве вы не пожалуете своей милостью человека, который предложит себя, чтобы взять Париж и отомстить коннетаблю.
Королева улыбнулась с тем выражением, кое присуще было лишь ей.
— О! — сказала она. — Все, чего ни попросит этот человек… Все, половину моей жизни, моей крови. Только где он?
— Кто?
— Этот человек!
— Я перед вами, госпожа.
— Вы! Ты! — вскричала в удивлении Изабелла.
— Да, я.
— Но каким образом?
— Я сын эшевена Леклерка; ночью мой отец кладет ключи от города под подушку. В один прекрасный вечер я иду к нему, обнимаю, сажусь за стол, потом прячусь в доме, а ночью… ночью вхожу в его комнату, беру ключи и открываю ворота.
Шарлотта легонько вскрикнула, Перине сделал вид, что не слышал ее, королева также пропустила ее возглас мимо ушей.
Подумав, она молвила:
— Ну что ж, пускай.
— Я сделаю, как сказал, — повторил Леклерк.
— Но, — робко проговорила Шарлотта, — вдруг, когда вы будете брать ключи, ваш отец проснется.
От этого предположения у Леклерка волосы зашевелились на голове, а на лбу выступил пот. Но тут он положил руку на рукоять кинжала и произнес следующие три слова:
— Я усыплю его.
Шарлотта снова вскрикнула и упала в кресло.
— Да, — сказал Леклерк, не обращая внимания на свою возлюбленную, которая лежала почти без чувств, — да, я могу стать предателем и отцеубийцей, но я буду отомщен.
— Но что они тебе сделали? — сказала Изабелла, приблизившись к нему; она взяла Леклерка за руку и взглянула на него с той улыбкой, с какой смотрит женщина, когда ею владеет жажда мести, как бы жестока она ни была и чего бы ни стоила.
— Пусть это останется моей тайной, королева, вам нет до того дела. Знайте лишь, что я сдержу свое слово, но вы сдержите свое.
— Прекрасно, я слушаю тебя. Ты ведь любишь Шарлотту?
Перине с горьким смешком покачал головой.
— Тогда золото? Ты его получишь.
— Нет, — отвечал Перине.
— Может быть, звание, почести? Как только мы возьмем Париж, я назначу тебя его комендантом, ты станешь графом.
— Нет, речь не о том, — прошептал Леклерк.
— Так о чем же? — спросила королева.
— Ведь вы регентша Франции?
— Да.
— Вы вольны карать, вольны миловать?
— Да.
— И у вас есть печать, а тот, кто владеет грамотой с королевской печатью, облечен королевской властью, не так ли?
— Так.
— Вот я и хотел бы иметь такую грамоту, чтобы она отдала в мои руки жизнь, которой я распоряжусь по своему усмотрению, не спрашивая ни у кого на то соизволения, и чтобы даже палач не оспаривал ее у меня.
Королева побледнела.
— Но это не касается ни дофина Карла, ни короля?
— Нет.
— Пергамент мне и королевскую печать! — с живостью воскликнула королева.
Леклерк взял со стола то и другое и протянул королеве. Та написала: «Мы, Изабелла Баварская, божьей милостью регентша Франции, коей вверено по причине занятости его величества короля управление королевством, уступаем торговцу оружием на Пти-Пон Перине Леклерку наше право на жизнь и на смерть…»
— Имя? — спросила Изабелла.
— Графа Арманьякского, коннетабля королевства Франции, управителя города Парижа, — сказал Леклерк.
— Ах! — промолвила королева, роняя перо. — Но ты, по крайней мере, просишь у меня его жизнь, чтобы убить его?
— Да.
— И в час его смерти ты скажешь ему, что я забираю у него его Париж, его столицу, взамен моего возлюбленного, которого он отнял у меня? Долг платежом красен; надеюсь, ты скажешь ему?
— Прошу не ставить мне условий, — сказал Леклерк.
— Тогда никакой печати, — отвечала королева, отодвигая пергамент.
— Хорошо, я скажу.
— Поклянись спасением своей души.
— Клянусь.
Королева снова взяла перо и продолжала:
— «Уступаем наше право на жизнь и смерть… графа Арманьякского, коннетабля королевства Франции, управителя города Парижа, отказываясь навсегда от нашего права на жизнь вышеозначенной персоны».
Она подписалась и рядом с подписью поставила печать.
— На, — сказала она, протягивая лист.
— Благодарю, — отвечал Леклерк, беря его.
— Это ужасно! — вскричала Шарлотта.
Девушка была бледна как полотно, это невинное создание словно присутствовало при заключении сделки двух исчадий ада.
— Теперь, — продолжал Леклерк, — мне нужен энергичный человек, с которым я мог бы договориться и у которого были бы желание и воля, а из благородных он или из простых — мне все равно.
