В это время Александр Декан вернулся домой с письмом от г-на Кювье: он открывал перед Томом двери Ботанического сада и обещал ему жизнь более долгую, чем у Мартена.
IX
КАК КАПИТАН ПАМФИЛ УСМИРИЛ БУНТ НА БОРТУ БРИГА «РОКСОЛАНА» И ЧТО СЛУЧИЛОСЬ ПОТОМ
Том был уроженцем Канады; он принадлежал к травоядной породе, которая обычно обитает в горах, расположенных между Нью-Йорком и озером Онтарио; но зимой, когда снег прогоняет медведей с обледеневших вершин, множество изголодавшихся зверей иногда спускаются до самых предместий Портленда и Бостона.
А если теперь нашим читателям хочется узнать, каким образом с берегов реки Святого Лаврентия Том перебрался на берега Сены, пусть они соблаговолят перенестись в конец 1829 года и последовать за нами через весь Атлантический океан. Там, между Исландией и мысом Фарвель, они увидят идущий своим умеренным ходом бриг нашего давнего друга капитана Памфила, изменившего на этот раз пристрастию к Востоку, — он направился к полюсу, но не для того чтобы, подобно Россу или Парри, отыскивать проход между островом Мелвилл и островом Банкс; нет, цель его была более практичной, а главное — более корыстной: капитан Памфил, которому оставалось ждать еще два года, пока будет готов для него груз слоновой кости, воспользовался этим обстоятельством, чтобы попытаться распространить в северных морях ту систему обмена, какую он, как мы видели, столь успешно применял в Индийском архипелаге. Арена его прежних подвигов становилась бесплодной вследствие его частых встреч с плавающими в тех широтах судами; впрочем, он нуждался и в перемене обстановки. Только на этот раз капитан Памфил искал не пряности или чай, теперь он имел дело главным образом с ворванью.
Зная привычки нашего отважного флибустьера, читатель поймет, что тот не тратил времени, чтобы набрать в свою команду матросов-китобоев, и не обременял свое судно баркасами, тросами и гарпунами. Он удовольствовался тем, что перед выходом в море осмотрел фальконеты, каронады и пушку восьмого калибра, служившие, как мы уже говорили, балластом, проверил ружья, приказал наточить абордажные сабли, запасся продовольствием на шесть недель, прошел Гибралтарским проливом и к сентябрю, то есть к тому времени, когда промысел в самом разгаре, поднялся до шестидесятого градуса широты и немедленно приступил к делу.
Капитан Памфил, как мы видели, очень любил приходить на готовенькое, поэтому он имел дело преимущественно с судами, по ходу которых узнавал, что они надлежащим образом загружены. Нам известна его манера действовать в этих деликатных обстоятельствах, и он не внес в нее никаких изменений, несмотря на изменившиеся координаты, — стало быть, незачем говорить о ней нашим читателям, и мы ограничимся сообщением о том, что она полностью себя оправдала. У него было всего-навсего пятьдесят пустых бочек на борту, когда случай свел его вблизи Ньюфаундлендской банки с судном, возвращавшимся с ловли трески. Нам известно, что капитан Памфил, занимаясь крупными спекуляциями, в то же время не пренебрегал и мелкими, так что он не стал упускать случая пополнить свой груз. Взамен пустых бочек, перекочевавших на рыболовное судно, последнее сочло за удовольствие прислать на «Роксолану» пятьдесят бочек с рыбой. Поликар заметил, что полные бочки были на три дюйма ниже пустых, но капитан Памфил соблаговолил извинить эту неточность, приняв во внимание, что треска была свежепосоленной; он лишь заглянул в каждую бочку, желая убедиться, что рыба хорошего качества, затем, в ходе осмотра, он приказывал заколачивать бочки одну за другой и переносить их в трюм, за исключением одной, оставленной им для личного потребления.
Вечером, когда он собирался сесть за стол, к нему зашел врач. Он явился просить от имени команды уступить ей три-четыре бочки свежей трески. Уже месяц как вышли все припасы и матросы питались лишь китовым мясом и котлетами из тюленя. Капитан Памфил спросил, испытывают ли они недостаток в пище, на что врач ответил, что упомянутой пищи еще довольно много, но она того рода, какой и в свежем виде омерзителен на вкус, и в соленом ничем не лучше. Капитан Памфил на это сказал, что ему очень жаль, но у него есть заказ от торгового дома «Беда и компания» из Марселя как раз на сорок девять бочек соленой трески и он не может нарушить слово, данное таким хорошим клиентам. Впрочем, если команде хочется свежей трески, она может наловить ее для себя, в чем капитан предоставляет матросам полную свободу и не чинит никаких препятствий.
Врач ушел.
Через десять минут капитан Памфил услышал шум.
Множество голосов призывали взяться за оружие, а один матрос крикнул:
— Да здравствует Поликар! Долой капитана Памфила!
Капитан решил, что пора ему показаться. Он встал из-за стола, сунул за пояс пару пистолетов, зажег свою носогрейку, что делал лишь в сильный шторм, взял сплетенную с особой тщательностью парадную плетку, которой пользовался в незабываемых обстоятельствах, и поднялся на палубу, где уже начался мятеж.
Капитан Памфил ходил среди разделившейся на группы команды, поглядывая направо и налево, чтобы узнать, есть ли среди его людей хоть один наглец, который осмелится с ним заговорить. Постороннему показалось бы, что капитан Памфил совершает обычный обход, но для команды «Роксоланы», давно с ним знакомой, это было совсем другое дело. Все знали: если капитан Памфил не произносит ни слова — это верный признак, что он готов взорваться, а сейчас его молчание было устрашающим. Наконец, сделав два или три круга, он остановился перед своим помощником, казавшимся не менее других причастным к восстанию.
— Поликар, друг мой, — спросил он. — Можете ли вы сказать мне, какой ветер дует?
— Но, капитан, — ответил Поликар, — ветер… Вы сказали… ветер?
— Да, ветер… какой он?
— Право, не знаю, — признался Поликар.
— Что ж, тогда я вам это скажу!
И капитан Памфил с невозмутимым спокойствием стал изучать темное небо, затем, протянув руку по направлению ветра, по матросской привычке свистнул и, наконец, повернувшись к своему помощнику, продолжил:
— Так вот, Поликар, приятель, я сам скажу вам, какой сегодня ветер дует: ветер порки.
— Я об этом догадывался, — сказал Поликар.
— А теперь, любезный Поликар, сделайте одолжение, скажите мне, что сейчас посыплется?
— Что посыплется?
— Да, градом.
— Право, не знаю, — ответил Поликар.
— Так это будут удары линьком, мой милый, удары линьком. Поэтому, если ты боишься дождя, Поликар, друг ты мой, живо убирайся в каюту и не выходи оттуда, пока я тебе не прикажу; ты меня понял, Поликар?
— Понял, капитан, — сказал Поликар, спускаясь по трапу.
— До чего умен этот парень, — прибавил капитан Памфил.
Затем он еще два-три раза обошел палубу кругом и остановился перед плотником, державшим в руке пику.
— Здравствуй, Жорж, — обратился к нему капитан. — Что это у тебя за игрушка, друг мой?
— Но, капитан… — пробормотал плотник.
— Господи помилуй, да это же моя трость для выколачивания пыли.
Плотник выронил пику; капитан подобрал ее и переломил пополам, как будто это был ивовый прутик.
— Мне все ясно, — продолжал капитан Памфил. — Ты собирался выбить пыль из своей одежды. Прекрасно, друг мой, прекрасно! Чистота — половина добродетели, как говорят итальянцы.
Он знaком подозвал двоих подручных.
