— Приблизительно двадцать семь тысяч.
— А где эрцгерцог?
— Между Изаром и Регенсбургом, сир, но район настолько покрыт лесом, что невозможно добыть точные сведения.
— Позовите офицера, прибывшего от маршала Даву.
Бертье передал приказ адъютанту, тот открыл дверь и ввел молодого, лет двадцати пяти-двадцати шести, офицера конных егерей.
Император быстро взглянул на вошедшего и удовлетворенно кивнул: невозможно было представить себе более красивого и более элегантного кавалериста.
— Вы из Регенсбурга, лейтенант? — спросил император.
— Да, сир, — ответил молодой офицер.
— В котором часу вы оттуда выехали?
— В час ночи, сир.
— Вас прислал Даву?
— Да, сир.
— В каком положении он был в момент вашего отъезда?
— Сир, в его распоряжении были четыре пехотные дивизии, дивизия кирасир, дивизия легкой кавалерии.
— В целом?
— Приблизительно пятьдесят тысяч человек, сир; только генералы Нансути и Эспань с тяжелой кавалерией и небольшой частью легкой кавалерии и генерал Демон с резервными батальонами и большим артиллерийским парком перешли на левый берег Дуная.
— Сосредоточение войск вокруг Регенсбурга прошло без осложнений?
— Сир, дивизии Гюдена, Морана и Сент-Илера прибыли без единого выстрела; но дивизия Фриана, прикрывающая их, постоянно сражалась с врагом, и, хотя она разрушила за собой все мосты через Фильс, вполне возможно, что сегодня маршал Даву уже подвергается атаке или будет атакован в Регенсбурге.
— Сколько времени, вы говорите, вам пришлось потратить, чтобы добраться сюда из Регенсбурга?
— Семь часов, сир.
— И это составило?..
— Двадцать два льё.
— Вы очень устали, чтобы пуститься в обратный путь через два часа?
— Ваше величество хорошо знает, что на службе у него никогда не утомляются. Пусть мне дадут другую лошадь, и я поеду, когда вашему величеству будет угодно.
— Как вас зовут?
— Лейтенант Ришар.
— Ступайте отдохните два часа, лейтенант, но через два часа будьте готовы.
Лейтенант Ришар отдал честь и вышел.
В это время адъютант подошел к Бертье и что-то шепотом сказал ему.
— Введите посыльного от маршала Массена, — сказал император.
— Сир, — сказал Бертье, — я думаю, что в этом нет необходимости, так как я его расспросил и узнал все, что нам было необходимо: Массена в Аугсбурге вместе с Удино, Молитором, Буде, баварцами и вюртембержцами, то есть приблизительно с девяноста тысячами человек. Но я могу предложить вашему величеству кое-что получше.
— Что?
— Вернулся лазутчик.
— О!
— Он прошел через австрийские линии.
— Введите его.
— Ваше величество хорошо знает, что эти люди часто отказываются говорить в присутствии нескольких человек.
— Оставьте меня с ним одного.
— Ваше величество не опасается?..
— Чего я должен опасаться?
— Среди них есть фанатики.
— Сначала введите лазутчика, и по его глазам я увижу, можете ли вы меня оставить с ним один на один.
Бертье открыл дверь кабинета и ввел человека лет тридцати в костюме дровосека из Шварцвальда.
Незнакомец сделал несколько шагов, затем остановился перед Наполеоном и после военного приветствия сказал:
— Да хранит Господь ваше величество от всех несчастий!
Император внимательно поглядел на него:
— О-о! Мы уже знакомы с тобой, храбрец!
— Сир, это я накануне сражения под Аустерлицем, на биваке, сообщил вам данные о расположении русской и австрийской армий.
— И довольно точные сведения, господин Шлик.
— Ах! Гром и молния! — воскликнул лжедровосек, употребив самое ходовое ругательство немцев. — Император меня узнал! Тогда все хорошо.
— Да, все хорошо, — сказал император, и, сделав знак начальнику штаба, добавил: — Я полагаю, вы можете спокойно меня оставить одного с этим человеком.
Вероятно, князь Невшательский был того же мнения, так как, не говоря ни слова, удалился со своими адъютантами.
— Прежде всего, — сказал император, — самое срочное. Ты можешь мне сообщить что-то новое об эрцгерцоге?
— О нем или о его армии, сир?
— О том и другом, если можно.
— Да, конечно, я могу это сказать: один мой кузен служит в его армии, а один из моих шуринов у него в камердинерах.
— Где он находится и где размещается большая часть его армии?
— Не считая пятидесяти тысяч солдат генерала Бельгарда, которые движутся из Богемии к Дунаю и которые, должно быть, ведут артиллерийскую перестрелку с маршалом Даву в Регенсбурге, у эрцгерцога что-то около ста пятидесяти тысяч человек; десятого апреля он с шестьюдесятью тысячами пересек Инн.
— Можешь показать на карте все его передвижения?
— Почему бы нет? Слава Богу, я учился в школе!
Император показал лазутчику карту, развернутую на столе.
— Ну, найди Инн на этой карте.
Лазутчику достаточно было одного взгляда. Он ткнул пальцем между Пассау и Титтмонингом.
— Смотрите, сир, — сказал он, — это здесь, в Браунау, эрцгерцог пересек реку; одновременно генерал Гогенцоллерн с тридцатью тысячами человек пересек ее под Мюльгеймом; наконец, еще один корпус около сорока тысяч под командованием… я не могу вам сказать, под чьим командованием, — нельзя быть сразу везде, а я был рядом с эрцгерцогом и не терял его из виду, — форсировал реку в Шердинге.
— Следовательно, у Дуная?
— Именно, сир.
— Но как же тогда, переправившись через Инн десятого, австрийцы не продвинулись ни на шаг?
— О! Да потому, что они на четыре дня завязли в болоте между Инном и Изаром и только вчера форсировали Изар под Ландсхутом — вот тогда-то и завязался бой.
— С баварцами?
