Бенедикт взял бумагу и прочел:
Бенедикт огляделся: у него не было никакой возможности защититься.
— Господа, — сказал он, — если бы я знал, каким образом избежать исполнения того предписания, которое вы только что дали мне прочесть, заявляю, я сделал бы все возможное, чтобы вырваться из ваших рук. На вашей стороне сила. Великий человек, который занимает пост вашего министра и которым я искренне восхищаюсь, хотя вовсе его не люблю, сказал: «Сила выше права», что вполне перекликается со словами Цицерона: «Cedant arma togae» note 30. Готов подчиниться силе. Только я был бы чрезвычайно обязан одному из вас, если он сходит на улицу Боккенхейм, семнадцать, к содержателю карет внаем по имени Ленгарт, и будет добр попросить его привезти мне мою собаку: она очень мне дорога. Я воспользуюсь также случаем и дам ему при вас несколько поручений, естественных для человека, вынужденного неожиданно покинуть город, где он прожил три недели.
Офицер приказал одному из солдат исполнить желание Бенедикта.
— Сударь, — сказал офицер Бенедикту, — я знаю, что вы были связаны дружбой с тем человеком, кого мы все любили. Я подразумеваю Фридриха фон Белова. Хотя я не имею чести быть с вами знакомым, мне было бы крайне неприятно, чтобы вы уехали из этого города, увозя с собою дурное воспоминание обо мне. Я получил приказ арестовать вас, и в этих условиях мне приходится его выполнить. Надеюсь, вы простите мне эти действия: они совершенно не зависят от моей воли, но я постарался выполнить их как можно любезнее.
Бенедикт протянул ему руку.
— Я сам был солдатом, сударь, и поэтому говорю вам, что признателен за это ваше разъяснение, хотя вы могли его и не делать.
Через минуту пришел Ленгарт с Резвуном.
— Дорогой Ленгарт, — сказал ему Бенедикт, — я неожиданно уезжаю из Франкфурта. Будьте любезны собрать все мои вещи и прислать их мне через два-три дня и большой скоростью, если только вам самому не захочется лично привезти их мне в Париж, где вы еще не были и где я постараюсь устроить вам две недели приятных развлечений. Не ставлю вам условий, вы и сами знаете, что плохого с вами не случится, если вы положитесь на меня.
— Ах, я поеду, сударь, поеду, — сказал Ленгарт, — будьте спокойны.
— А теперь, — сказал Бенедикт, — думаю, пришел час ехать на вокзал. У вас, конечно, стоит у дверей карета, так поедем же, если более ничто вас не задерживает и вы не желаете дать мне в дорогу другого компаньона. Едем!
Солдаты выстроились по пути к карете, которая стояла У двери. Всегда радуясь перемене места, Резвун первым прыгнул в карету, как бы приглашая хозяина последовать за ним. Бенедикт пошел в карету за Резвуном, а офицер — вслед за Бенедиктом; четыре солдата последовали за своим офицером, еще один поместился на сиденье рядом с кучером, а другой — сзади, и они поехали на вокзал Кёльнской железной дороги.
Паровоз прогудел как раз в ту минуту, когда арестованного ввели на вокзал, так что им даже не пришлось терять время в зале ожидания: они немедленно прошли к поезду. Офицер приказал открыть вагон. По привычке Резвун прыгнул туда первым, и хотя обычно не разрешается, особенно в Пруссии, возить собак в первом классе, Бенедикту удалось добиться для Резвуна милости остаться в их обществе.
На следующее утро они были в Кёльне.
— Сударь, — сказал Бенедикт офицеру, — у меня есть привычка каждый раз, когда мне приходится проезжать этот город, делать здесь запас туалетной воды от Джованни Мариа Фарина. Если вы не торопитесь, делаю вам два предложения: первое — слово чести оставаться добрым спутником и не покидать вас до самой границы, второе — добрый завтрак для всех вас, при том условии, однако, что позавтракаем по-братски, без различия чинов и за одним столом. Затем мы с вами сядем в двенадцатичасовой поезд, если только вы не согласитесь положиться на мое слово в том, что я отправлюсь прямо в Париж.
Офицер улыбнулся.
— Сударь, — сказал он, — мы сделаем все по вашему желанию. Мне хотелось бы утвердить вас во мнении, что только по приказу мы бываем вынуждены поступать как грубияны и палачи. Вы хотите побыть здесь, побудем здесь! Вы даете мне слово, я принимаю его. Вы желаете позавтракать вместе с нами всеми, я принимаю предложение, хотя это и выходит за рамки прусских обычаев и дисциплины: мы оставим за собою только одну предосторожность, и больше для того, чтобы оказать вам уважение, а не потому, что сомневаемся в вашем слове: мы проводим вас на Южный вокзал. Теперь, где вы хотите, чтобы мы с вами встретились?
— В гостинице «Рейн», через час, если пожелаете, господа.
— Мне не приходится говорить вам, сударь — прибавил офицер, — что меня могут разжаловать из-за того, как я повел себя с вами.
Эти несколько слов он сказал по-французски, чтобы солдаты его не поняли.
Бенедикт кивнул ему с видом, который означал: «Вы можете быть совершенно спокойны, сударь».
Бенедикт пошел к Соборной площади, где и находился магазин Джованни Мариа Фарина, а офицер, со своей стороны, тоже двинулся с солдатами по городу.
Бенедикт купил запас одеколона, и ему это было тем более легко, что, не будучи обременен другими вещами, он сразу мог взять в дорогу свои покупки. Затем он отправил ящик в гостиницу «Рейн», где имел обыкновение останавливаться в Кёльне.
Там же он заказал превосходный завтрак, какой только мог ему обещать метрдотель, затем принялся ждать своих гостей, которые и прибыли в условленное время.
Завтрак вышел вполне веселым; выпили за Пруссию, за Францию, причем пруссаки подавали пример любезности. Когда же завтрак кончился, Бенедикт в сопровождении своего эскорта прибыл на вокзал и по приказу властей получил в свое распоряжение целый вагон уже не вместе с шестью солдатами и офицером, а исключительно для себя одного.
Поезд отошел в полдень; когда он тронулся, офицер, пожимая руку Бенедикту, вручил ему письмо, но просил прочесть его только после того, как поезд уже отправится в путь.
Оба молодых человека попрощались друг с другом, пожелав когда-нибудь еще встретиться, то ли друзьями, то ли врагами.
Едва только поезд отошел, Бенедикт вскрыл письмо и сразу посмотрел на подпись.
Как он и предполагал, письмо было от генерала Штурма.
Оно содержало следующее: