волнения; а весенняя радость природы, которая окружала Армана, невольно направляла его мысли к веселым образам.
Он все время упорно отказывался известить своих родных об опасности, которой подвергался; и когда он уже был спасен, его отец не знал еще о его болезни.
Однажды вечером мы засиделись у окна позднее, чем обыкновенно; погода была чудесная, и солнце заходило в ярком багрянце. Хотя мы и находились в Париже, но окружающая нас зелень отделяла нас от всего мира, и только время от времени шум экипажа прерывал наш разговор.
– Приблизительно в это время года и в такой вечер я познакомился с Маргаритой, – сказал Арман, прислушиваясь к своим собственным мыслям, а не к тому, что я ему говорил.
Я ничего не ответил.
Тогда он обернулся ко мне и сказал:
– Я вам должен рассказать все; вы напишите книгу, которой, может быть, не поверят, но все-таки вам интересно будет ее написать.
– Вы мне расскажете позднее, мой друг, – сказал я, – вы еще не совсем поправились.
– Вечер теплый, и я съел крылышко цыпленка, – сказал он, улыбаясь, – у меня нет жара, нам нечего делать, я вам расскажу все.
– Если вы так хотите, я вас слушаю.
– Это очень простая история, – добавил он, – и я вам все расскажу по порядку. Если вы захотите ею воспользоваться, можете ее пересказать, как вам угодно.
Вот что он поведал мне, и я почти ничего не изменил в этом трогательном рассказе.
– Да, – продолжал Арман, откинув голову на спинку своего кресла, – это случилось в такой же вечер, как сегодняшний! Я провел утро за городом, с моим другом Гастоном Р... Вечером мы вернулись в Париж и, не зная, что нам предпринять, зашли в театр Варьете.
Во время антракта мы вышли и в коридоре встретили высокую даму, с которой мой друг раскланялся.
– Кому вы поклонились? – спросил я.
– Маргарите Готье, – ответил он.
– Она очень изменилась, я даже не узнал ее, – сказал я с волнением, причину которого вы сейчас поймете.
– Она была больна; несчастной недолго осталось жить.
Я вспоминаю эти слова, как будто они вчера были произнесены.
Нужно заметить, мой друг, что эта девушка уже два года при встрече производила на меня странное впечатление.
Не знаю сам почему, но я бледнел, и сердце начинало усиленно биться. Один из моих друзей занимается оккультными науками, и он назвал бы то, что я испытывал, сродством флюидов; я же верю просто в то, что мне предназначено было полюбить Маргариту и что я это предчувствовал.
Она всегда производила на меня сильное впечатление; мои друзья были тому свидетелями и от души смеялись, узнав, кто производил на меня такое впечатление.
Первый раз я ее увидел на Биржевой площади у дверей магазина, где остановилась открытая коляска. Из нее вышла дама в белом платье. Шепот восторга встретил ее появление в магазине. Что касается меня, то я стоял как пригвожденный. Я видел через окно, как она выбирала что-то на прилавке. Я мог бы войти, но не решался. Я не знал, кто эта женщина, и боялся, что она догадается о причине моего появления в магазине и обидится. Я не думал, что снова увижу ее.
Она была изящно одета: муслиновое платье, все в оборках, клетчатая кашемировая шаль с каймой, вышитой золотом и шелком, шляпа итальянской соломки; на руке браслет в виде толстой золотой цепи, только что вошедшей в моду.
Она села в коляску и уехала.
Один из приказчиков магазина стоял на пороге, следя глазами за экипажем изящной покупательницы. Я подошел к нему и спросил имя этой дамы.
– Это Маргарита Готье, – ответил он.
Я не решился спросить у него ее адрес и ушел.
Воспоминание об этом видении, я не могу его назвать иначе, не исчезало у меня из головы, как и другие, прежние видения; и я повсюду искал эту белую женщину, царственно прекрасную.
Через несколько дней после этого было большое представление в I’Op?ra Comique. Я отправился туда. И прежде всего я увидел в ложе бельэтажа Маргариту Готье.
Мой приятель, с которым я был вместе, тоже ее узнал и указал мне на нее:
– Посмотрите, какая хорошенькая женщина!
В это время Маргарита взглянула в нашу сторону, заметила моего друга, улыбнулась ему и сделала ему знак зайти к ней.
– Я пойду поздороваюсь с ней, – сказал он, – и сейчас же вернусь.
Я не мог удержаться и сказал ему:
– Какой вы счастливец!
– Почему?
– Вы пойдете к этой женщине.
– Вы влюблены в нее?
– Нет, – сказал я, краснея, так как сам не знал, как определить свое чувство, – но мне бы очень хотелось с ней познакомиться.
– Пойдемте со мной, я вас представлю ей.
– Попросите сначала у нее позволения.
– Ну что вы, с ней нечего церемониться, идемте.
Мне было неприятно слушать то, что он говорил. Я боялся убедиться в том, что Маргарита не заслуживала того чувства, которое я к ней испытывал.
В романе Альфонса Карра,[1] под заглавием «Am Rauchen», говорится о человеке, который преследовал однажды вечером изящную даму, в которую влюбился с первого взгляда, – так она была хороша. Желание поцеловать руку этой дамы придавало ему мужество. Однако он не решалcя даже посмотреть на кончик кокетливой ножки, который выглядывал из-под приподнятого платья. В то время как он мечтал о том, что он сделает, чтобы обладать этой женщиной, она остановила его на углу улицы и предложила пойти к ней.
Он отворачивается, переходит улицу и печальный возвращается домой.
Я вспомнил эту сценку и испугался, что Маргарита меня примет слишком скоро и слишком скоро подарит мне любовь, за которую я хотел заплатить долгим ожиданием и большими жертвами. Таковы мы, мужчины, счастье наше, что воображение делает поэтичными наши чувства и что физические потребности делают эту уступку нежным мечтам.
Если бы мне сказали: «Сегодня вы будете обладать этой женщиной, но завтра будете убиты», я бы согласился. Если бы мне сказали: «Дайте десять луидоров – и вы будете ее любовником», я бы отказался и заплакал, как ребенок, который поутру видит, как исчезает замок ночных сновидений.
Однако мне хотелось с ней познакомиться, а тут представлялась возможность, и, может быть, единственная, узнать, как мне держаться по отношению к ней.
Я еще раз испросил своего друга представить меня ей с ее согласия и стал бродить по коридорам, думая, что сейчас увижу ее и не буду знать, как себя держать в ее присутствии.
Я хотел подготовить заранее то, что скажу ей.
Любовь делает смешным.
Вскоре мой приятель вернулся.
– Она ждет нас, – сказал он.
– Она одна? – спросил я.
– С ней еще одна женщина.
– Мужчин нет?
– Нет.
– Идем.
