письме к Таффи.

Таффи и Лэрд были вполне с ней согласны.

Но в том-то и заключается главный недостаток всех этих милых людей, обладающих очарованием: к ним привыкаешь, и без них жизнь становится невыносимой.

А когда они не только очаровательны, но, сверх того, просты, умны, привязаны к вам, верны и искренни, как Трильби и Маленький Билли! Тогда горестную пустоту, образовавшуюся после их исчезновения, ничем уже нельзя заполнить. Тем более, если они талантливы, как Маленький Билли, и забавны без вульгарности подобно Трильби! Такой она всегда казалась Лэрду и Таффи даже тогда, когда говорила по-французски, несмотря на галльские вольности ее образа мыслей, выражений и жестов.

Теперь все вокруг как будто изменилось. Даже заниматься боксом и фехтованием они стали небрежно, делая это только ради поддержания здоровья, и тонкий слой жира начал уже отлагаться на могучей мускулатуре Таффи.

Додор и Зузу бывали у них гораздо реже с тех пор, как уехали милый Билли, его прелестная мать и еще более прелестная сестра. Реже заходили Карнеги и Антони, Лорример, Винсент и Грек. Джеко совсем перестал появляться. Чувствовалось отсутствие даже Свенгали, хотя его здесь не очень-то жаловали. Как печально и угрюмо выглядит рояль, на котором никто больше не играет! Он, как некий мавзолей, хранит в себе все былые звуки и воспоминания! Кривобокий гроб на подпорках! Его отправили обратно в Лондон «малой скоростью», тем же путем, каким он прибыл.

Таффи и Лэрд впали в меланхолию. Каждый день они завтракали в кафе «Одеон», так что в конце концов тамошний превосходный омлет стал им приедаться, а от красного вина у них багровели лица и слипались глаза. Они спали затем до самого обеда, а проснувшись, переодевались, принимали респектабельный вид и шли обедать «как настоящие джентльмены» в дорогие рестораны Палэ Руаяля, пассажа Шуазель или пассажа Панорамы — за три франка, за три пятьдесят и даже за пять франков с человека, не считая пятидесяти сантимов на чай официанту! После обеда они почти каждый вечер отправлялись в какой-нибудь театр на правом берегу Сены и по большей части возвращались домой в фиакре, с сигарой в зубах, ценой двадцать пять сантимов в пять су — в два с половиной пенни!

Понемногу они начали появляться во вполне приличном обществе — подобно Лорримеру и Карнеги, — стали носить фрак с белым галстуком и по тогдашней английской моде зачесывать волосы назад, с пробором посредине. Они подписались на журнал «Галиньяни мессенджер», выставили свои кандидатуры в Английский клуб на улице Сен-Нитуш, клуб самых закоснелых британских обывателей, и по воскресеньям ходили к обедне в англиканскую церковь на улице Марбеф!

К концу лета они дошли до такого подавленного состояния, что почувствовали настоятельную необходимость переменить окружающую обстановку. Они решили покинуть мастерскую на площади св. Анатоля и уехать из Парижа на зиму в Дюссельдорф — место, весьма приятное для английских художников, не желающих чересчур обременять себя работой, что было хорошо известно Лэрду, прожившему там когда-то целый год.

Кончилось все это тем, что Таффи отправился в Антверпен на ярмарку писать фламандских пьяниц нашего времени, а Лэрд — в Испанию, чтобы получить возможность изучать тореадоров в подлинном виде.

Я должен заметить здесь, что, пока Лэрд писал своих тореадоров на площади св. Анатоля, его картины имели большой успех в Шотландии, но после того, как он побывал в Севилье и Мадриде, они совершенно перестали нравиться и продаваться, поэтому он принялся писать, со всей присущей ему добросовестностью, римских кардиналов и неаполитанских дудочников, и так успешно, что дал себе слово ни в каком случае не ездить в Италию, чтобы не лишиться покупателей.

А посему он поехал писать кардиналов и дудочников в Алжир, где к нему присоединился Таффи, который рисовал там алжирских евреев — такими, какими они бывают в действительности (никто их поэтому у него не покупал), после чего они провели год в Мюнхене, год в Дюссельдорфе, зиму в Каире и т. д.

В течение всего этого времени Таффи, относившийся ко всему чрезвычайно добросовестно, особенно к требованиям и обязанностям дружбы, регулярно переписывался с Маленьким Билли, который отвечал ему пространными и забавными письмами, подробно рассказывая о своей жизни в Лондоне, о непрерывной серии своих художественных и светских успехов, и можно было заключить из этих писем, при всей их скромности, что на свете нет более счастливого и всем довольного молодого человека.

В Англии тогда были хорошие времена для одаренных молодых художников, время эволюции и революции в живописи, перемен и роста, появления новых школ и крушения старых. Шла острая борьба за существование, в которой выигрывали люди одаренные, и можно было надеяться, что в конечном итоге победят наиболее талантливые.

Среди многих знаменитостей этого замечательного времени особенно выделялись два имени. Их слава и влияние живы до наших дней.

Мир не скоро забудет Фредерика Уокера и Уильяма Багота, двух гениальных юношей, которых уже тогда было модно сравнивать и противопоставлять друг другу, как это делали с Диккенсом и Теккереем, Карлейлем и Маколеем, Теннисоном и Браунингом. Пустое, но приятное занятие! По-видимому, невозможно не поддаться его соблазну.

А между тем к чему сравнивать лилию с розой?

Этим двум талантливым молодым мастерам выпало счастье стать зачинателями художественного движения, которое дало Англии в течение последних тридцати лет лучшие произведения искусства в станковой живописи, акварели и графике.

Оба они были англичанами до глубины души и подлинными сынами своего века; у обоих было свое лицо в искусстве, оба получали свои впечатления непосредственно от самой природы. Будучи независимы от влияния какой бы то ни было художественной школы, старой или современной, они создали свое собственное направление в искусстве, и каждый из них, не признавая никаких иных законов, кроме своих личных, стал законодателем для многих других живописцев. Оба с одинаковым совершенством писали пейзажи, живую натуру, птиц, животных и рыб. Кто не помнит рыбной лавки Ф. Уокера или маленьких пестрых поросят У. Багота с их почтенной черной мамашей и розовым папашей устрашающей тучности? Каждому из этих мастеров было присуще невыразимое обаяние, в их произведениях была поэзия, изысканность, сочетание благородства, тепла и тонкого юмора, несравненная легкость и грация. Тем не менее разве они не были столь же далеки друг от друга, как два полюса, и разве они не дополняли друг друга, хотя каждый из них был вполне законченным художником сам по себе!

По странному совпадению, внешне они были удивительно похожи: оба невысокие, худощавые и стройные, с маленькими руками и ногами, всегда изящно одетые, несмотря на то, что работали много и упорно. У обоих были правильные, благородные черты лица, хороший характер, прекрасные манеры без всякой аффектации и уменье быстро и надолго завоевывать самые горячие симпатии.

Que la terre leur soit legere![18]

И кто может утверждать, что один из них более знаменит, чем другой?

Я осмеливаюсь предположить, что когда их двойная слава достигла апогея, она была одинакового веса, одинаковой ширины и объема у обоих, подобно их телам в этой жизни. В одном лишь отношении их слава не походила на их бренные тела, ибо была бессмертна. Ни один из живописцев нашего времени не достиг, думается мне, таких вершин, как они, и никто не имеет более законного права на бессмертие.

Но в этой скромной повести искусство Маленького Билли и его слава как художника нас интересуют лишь постольку, поскольку они отразились на его характере и судьбе.

«Я хотел бы услышать во всех подробностях историю первой любви этого англичанина, а также, каким образом он потерял свою невинность!»

«Спроси его!»

«Сам спроси!»

Такими замечаниями обменялись Папелар и Бушарди в то утро, когда Билли впервые появился в студии Карреля на улице Потирон де Сен-Мишель.

Автор старается по мере сил ответить на поставленный ими вопрос.

Красивого, известного, благовоспитанного и хорошо одетого молодого человека лондонское общество охотно принимает в свою среду, ему не приходится долго добиваться этой чести; а во всем Лондоне трудно

Вы читаете Трильби
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату