приемных местных политиков. Каждый из нас получал максимум удовольствия. С тех пор для нас оставались только вечера по пятницам, когда мы с трудом отрывались от дел: я — немного под градусом, она — немного — что? Как бы это выразить? Замотанная делами? Усталая? Небрежная? Может быть, было что-то, что я упустила, не заметила? Что-то заслоненное водочными парами, наркотической пеленой? Чего же Анна не захотела мне рассказать?
— Но не с Крисом же Мензисом это связано, правда? — сказала я, потому что имя это так или иначе вскоре бы всплыло.
— Этот продавец телевизионной спермы? — Как человек, сам зарабатывающий на жизнь трудами для малого экрана, Пол питал предубеждение против телевидения. Он не доверял ему, считая, что телевидение опошляет культуру нации. Многие из моих знакомых, также принадлежащие к этой нации, посчитали бы, что в подобном преступлении по крайней мере повинен и Пол. Но в оценке Мензиса мы были с ним единодушны. — Нет, не думаю. Она о нем никогда и не упоминает.
— Куда он подался после Вашингтона? Пол пожал плечами.
— Вот уж не знаю. Куда-то в Европу, кажется. Возможно, в Париж.
Не так уж далеко от Флоренции. Я покачала головой. Он прав. Не может быть, что это Мензис, особенно теперь.
Пол поглядел на часы.
— Я обещал маме Кайли забрать детей из бассейна и позавтракать с Лили. Составишь нам компанию?
— Я думаю, кто-нибудь из нас должен остаться здесь, — сказала я. — На случай звонка от нее.
Но даже сказав это, я уже понимала, что гарантий у нас нет.
Отсутствие — Пятница, утром
Солнце всей мощью своею ломилось в окно, а от двери неслось постукивание — кто-то постучал в дверь, прежде чем отпереть ее. Анна дернулась, выскочила из постели и встретила его уже на ногах, натянутая, как струна, готовая заорать или ринуться вон из комнаты.
— Проснулись? — с улыбкой произнес он. — Хорошо. — Дверь за ним с шумом захлопнулась сама собой. — Как самочувствие? — Он стоял, неловко держа в руках поднос: кофейник, молоко, чашка, блюдце. Ей стоило труда удержаться и не сбросить все это на пол, кинувшись к двери.
— Вы страшно ошиблись, — резко сказала, как выпалила, она. — Не знаю, что вы себе вообразили на мой счет, но денег у меня нет — совсем. И никто за меня вам не заплатит, ясно?
Улыбка на его лице была где-то рядом, но так и не забрезжила. Казалось, он не может понять, о чем это она толкует. Тихо, спусти на тормозах, подумала она, попробуем еще раз.
— Где я? Что случилось? Что вы сделали со мной?
— Пожалуйста! Не волнуйтесь! Все совершенно и очень в порядке. В машине вы заболели. Не помните? Я вызвал доктора для вас. Доктор сказала, что вы выздоровеете.
— Где я?
— В моем доме. Я привез вас сюда вчера вечером после того, как вам стало плохо. Вы не помните, как выбирались из машины? Вы разговаривали со мной. Я объяснил вам, что происходит. Доктор осмотрела вас и сказала, что, может быть, это — не помню слова — кажется, эпилепсия? Или реакция на что-то, но я не мог сказать ей, что вы до этого ели.
Во рту и в горле у нее пересохло, и она не могла решить, от страха ли это или она еще не проснулась окончательно.
— Это не от еды. От питья. От кофе.
— Кофе? Но как же... Я тоже выпил чашку. Если только сироп... У вас нет аллергии на миндаль? Не думаю...
Она резко мотнула головой. Он слегка пожал плечами, словно столкнувшись с очередной загадкой природы, объяснить которую невозможно. Припомнилась закрытая дверь, тьма. Врет он. Даже его английский не выдерживает, ломается под напором этой лжи. Он поставил поднос на столик, и она мгновенно проскользнула мимо него к двери.
Он не сделал попытки ее удержать. Дверь была не заперта. Она машинально выглянула в коридор, упиравшийся в лестничную площадку. Она побежала к площадке. Лестница вела вниз, в холл. Перегнувшись через перила, она различила входную дверь. А теперь куда? Постояв секунду в нерешительности, она направилась назад, но в комнату обратно не вошла, остановившись в дверях. Он не шелохнулся, не сдвинулся с места. Поднос с кофе все еще стоял на столике. Незнакомец выглядел озабоченным — хорошо одетый приличный господин, чья гостья попала в беду — ни намека на бандитизм, и на гангстера не похож. Она внезапно ощутила какую-то неловкость.
— Вы не слышали, как я кричала ночью? Я вопила, чтобы кто-нибудь зашел ко мне. Дверь была заперта.
— Вы ночью проснулись? — Казалось, он искренне огорчился. — Ради бога, простите меня. Спальня моя внизу, в другом крыле дома. А дверь я запер, чтобы служанка, которая приходит убирать рано утром, вас не потревожила. Вы не прочли записку?
— Записку? — Она окинула взглядом комнату. — Какую записку?
— Я оставил ее возле кровати.
Быстро подойдя к прикроватному столику, он наклонился, затем выпрямился, держа что-то в руке.
— Вот. Она упала.
Но и тут Анна даже не пошевелилась. Он сам двинулся к ней и протянул записку издали, держа ее в вытянутой руке, чтобы не пугать Анну. На клочке бумаги, вырванном из тетрадки, было пять строк, написанных аккуратным мелким почерком.
Так любезно, заботливо, на таком правильном английском... Она почувствовала, как вновь паника борется в ней со смущением. Даже домой к ней позвонил... Лили...
— Который час? — быстро спросила она,
— По-моему, часов одиннадцать.
— Одиннадцать? Я должна позвонить дочери.
— Но я же объяснил вам, — мягко сказал он, — что уже все сделал. Наговорил сообщение на автоответчик. Сказал, что вы задержались и приедете, как только сможете. Сказал, чтобы не волновались. Надеюсь, я все сделал правильно. А ваша дочь, она же будет в школе, ведь правда?
Одиннадцать часов здесь — значит, там десять. Да, она будет в школе. А Патриция уже на пути в Дублин. Прошлую ночь она провела с Лили и оставила аппарат включенным. Можно было бы попытаться позвонить Полу на его мобильник, но номер его часто недоступен. Как бы там ни было, по пятницам Пол всегда забирает Лили из школы и ведет ее куда-нибудь выпить чаю или в кино. Если она успеет на дневной самолет, то очутится дома немногим позже их.
Подняв глаза, она увидела, что он пристально вглядывается в нее. Выглядел он иначе, чем накануне, но понять, в чем разница, она не могла.
«Выдумал ты все», — внезапно промелькнуло в голове — и про записку, и как все было, выдумал, чтобы успокоить ее.
Но что за глупость так считать! Зачем ему лгать, вместо того чтобы сказать правду? В конце концов, чего с людьми не бывает. Однажды прошлой осенью Лили, будучи в гостях у подруги, внезапно потеряла сознание. Играла в саду и вдруг без всякой видимой причины повалилась на траву. Они тогда три часа прождали в «Скорой помощи», прежде чем доктор ее осмотрел. Он заверил их, что девочка совершенно здорова и что такое иногда случается. Вот и сейчас случилось нечто подобное. И все же чувствует она себя не лучшим образом. Наверно, она не придет в себя, пока не окажется вновь дома и в безопасности.
— Я забронировал вам билет, — сказал он так, словно прочитал ее мысли. — Самолеты сейчас переполнены, но сегодня днем есть рейс «Эр Италия» в Лондон, и там оставалось одно свободное место, которое я и забронировал. Надеюсь, это ничего? Вам придется заплатить: рейс не чартерный. — Он помолчал. — Вы на меня не рассердитесь? Ваш билет я обнаружил в сумке — он был вложен в книгу.
— Нет. — Она коротко засмеялась с чувством явного облегчения. — Нет, я не обижусь. Благодарю
