горах… Извините, если я невольно задел вас…
– Нет, нет, ничего. Если я и гасконец, то только по крови. Родился я в Париже и был у себя на исторической родине лишь раз. Да и мое имение тут, так что я скорее пикардиец, чем гасконец.
– Я тоже пикардиец. Это нас роднит, тем более что вы служите в полку, носящем это же славное имя. Если мне не изменяет память, Пикардийский пехотный был составлен из вольных крестьян-пикинеров еще при прошлом царствовании в 1642 году и является старейшим регулярным военным подразделением Франции. Если, конечно, не считать отрядов телохранителей дома короля.
– Вы совершенно правы, капитан Маре. И я, признаться, даже удивлен таким знанием истории моей части.
– Я же сказал вам, что тоже пикардиец. Если хотите знать, в молодости отец хотел меня отправить служить именно в этот прославленный полк.
– Я должен вас огорчить, господин капитан. В наше подразделение не брали новобранцев. К нам поступают лишь уже проверенные в боях, заслуженные солдаты, поскольку мы числимся первым негвардейским полком и возглавляем список семи самых старых полков Франции, так называемых «стариков».
– Молодой человек, я говорю о временах шестидесятилетней давности, когда вашему полку отроду было не больше десяти лет. Тогда не существовало никаких «стариков» и попасть туда было гораздо проще. Уж поверьте мне. А поскольку я родился и вырос именно в Пикардии, этот полк принял бы меня с распростертыми объятиями. Но мы отвлеклись. Вы говорили, что прочли какую-то книгу?
– Видите ли, капитан, в Дьепе на зимних квартирах у меня не такой уж большой выбор в развлечениях, поэтому я стал завсегдатаем местной книжной лавки господина Мориа, где однажды купил книгу «История флибустьеров», написанную неким капитаном, кажется Эсквемелином, долгое время жившим среди пиратов в Вест-Индии. Там описаны их обычаи и нравы. Признаюсь, меня она сильно увлекла. А тут господин де Вейан, комендант портового форта, рассказал мне, что вы долгое время жили в тех краях и плюс ко всему являетесь непревзойденным рассказчиком.
– Как вы сказали – Эсквемелин? Странно, но я никогда раньше не слышал про такого капитана, хотя не один десяток лет бороздил моря Вест-Индии. Значит, он написал книгу. Забавно, как любил говаривать Рок Бразилец. И о чем же она?
– Это описание диких нравов местных жителей, которых он называет то буканьерами, то флибустьерами. Рассказы про ужасных самых известных их капитанов, про их кровавые дела, про несметные богатства, которые оказывались у них после ограбления испанских колоний. Признаться, захватывающее чтение.
– Вот как. Интересно, а он не упоминает там некоего капитана по прозвищу Олонезец или капитана Пикарца?
– Кажется, да. А вы тоже их знали?
– Не то слово. Я и есть тот самый капитан Пикар. Такое прозвище мне дали в колониях потому, что я был родом из Пикардии.
Я с нескрываемым удивлением посмотрел на старика, сидящего за стаканчиком вина и попыхивающего трубкой. В голове высветились картины событий с участием капитана Пикара. Боже мой, не может быть!
– А знаете что, господин барон, не могли бы вы дать мне почитать эту книжицу. Хоть я и не любитель чтения, но уж больно интересно, что может написать обо мне человек, которого я не только ни разу не видел, но о котором никогда и не слышал.
Он еле заметно улыбнулся, не вынимая изо рта трубки. В его прищуренных глазах неожиданно блеснула искра заинтересованности.
– Только при одном условии, – нашелся я. – Вы сейчас же расскажете, как вам удалось стать капитаном.
Во взгляде собеседника я уловил некое тепло, даже благодарность.
– Все очень просто. Я заработал свой чин личной доблестью и услугами, которые оказал короне за океаном. Нужно вам заметить, что там дворян гораздо меньше, чем во Франции, поэтому и выслужиться простому смертному легче. Хотя и во Франции я знаю несколько человек не самого благородного происхождения, которые не только получили офицерский патент, но и дворянство. Взять хотя бы покойного командира эскадры Жана Бара или ныне здравствующих генерал-лейтенантов военно-морского флота Рене Дюге-Труэна или Жана-Батиста Дюкасса. А покойный Абраам Дюкен, чьи славные дела на море ныне продолжают два его племянника. Если хотите, я могу привести пример и среди сухопутных войск, возьмите хотя бы семейство Магонтье…
– Да-да, я знаком с одним из них. Это Пьер де Магонтье. Он был первым капитаном полка Разильи…
– Ну вот видите. Наш добрый король знает о тех, кто проливает кровь на благо Франции, и никогда не оставит их без награды. Поэтому королевская милость не обошла и меня. Кроме патента на чин капитана мне была дарована и грамота на дворянство.
– Но какие же подвиги вы совершили, что смогли подняться столь высоко по служебной лестнице?
– Ха! Мои подвиги, и тем более карьера, меркнут перед тем, что совершали другие, добывая себе шпагой не только дворянство, но и маршальские жезлы, и даже ордена. Не нужно преувеличивать моих заслуг, молодой человек. Я просто всю жизнь воевал в колониях, а все тамошние дела не столь на виду, как местные, европейские, хотя от этого не становятся менее рискованными или славными. Если хотите, извольте. Я вам расскажу.
– Конечно, хочу, но видите ли, у меня будет к вам еще одна просьба…
– Какая? Говорите. Я вижу, вы славный молодой человек. Тем более что для тех, кто сейчас проливает свою кровь во Фландрии, чтобы не пустить маршала Мальборо и принца Савойского к нам в Пикардию, не может быть отказа.
– Я бы хотел по ходу вашего рассказа делать пометки, чтобы потом все это записать, а впоследствии, возможно, и опубликовать.
– Конечно, записывайте, в чем дело. Только хотите знать мое мнение? Правда никому не нужна. Народу нужна клюква, и чем развесистей она будет, тем лучше. Людям больше по душе самые невероятные сказки и вымыслы. И чем они более нелепы, тем скорее в них верят. Это все из-за того, что народ в своем большинстве предпочитает не иметь собственного мнения. Так выгоднее, да и думать не нужно. Люди довольствуются шаблонами, которые для них придумывают другие, – это красное, а это – белое. Никто не замечает, что зачастую это не так, поскольку не подвергают сомнению. Всех волнует не правда жизни, а собственный желудок, ради которого и глаза закрыть на многое не грех. А если им на это указать, они скажут: да я просто живу, а об этом вообще не думаю, это не мое дело.
Однако несмотря на противоречивое отношение к моим предстоящим записям, мы все же договорились с капитаном Маре о встрече на следующий день. Возможно, он действительно был обрадован интересом, который я проявил к его прошлому, а может быть, действительно хотел рассказать правду хотя бы мне. В связи с чем я старался записать как можно более подробно те места, которые меня особо интересовали. Несмотря на то что капитану уже давно перевалило за 70, он в таких подробностях помнил свои приключения в колониях, что я диву давался.
– Вы знаете, что творится сейчас? Эти болваны решили стереть даже саму память о флибустьерстве. Все чаще и чаще я встречаю на картах вместо Флибустьерского моря – Карибское. Разве можно нас сравнивать с горсткой дикарей? Да и чем, собственно, прославились эти карибы? Неужели их подвиги и слава может затмить нашу? Если так и дальше пойдет, то скоро нас будут называть ненавистным словом «пираты». Я уже вижу, как какой-нибудь осел напишет книгу о нас, полную вымысла, и назовет ее «Пираты Карибского моря». И еще хуже, она будет иметь успех, поскольку народу все едино. Поэтому если вы действительно хотите написать правду о флибустьерстве, то дайте мне слово, что озаглавите свою книгу по крайней мере «Флибустьеры Испанского моря».
При каждой нашей новой встрече капитан Маре неизменно начинал свой рассказ с брюзжания, критики рассказов про Вест-Индию, а особенно той книги, которую я дал ему почитать. С весьма нелицеприятными ругательствами он всякий раз доставал ее из большого кармана своего камзола, грохал об стол так, что шаталось все, что на нем стояло, и снова и снова высказывал свое мнение.
