– Что тут произошло, отвечайте, – сказал незнакомец, расставив широко ноги и уперев руки в бока.
Было ясно, что подошла другая часть команды проклятого капитана-капера Фонтанжа и даже, возможно, это он сам.
– Сударь, произошло недоразумение. У меня тут была назначена встреча…
– Сейчас разберемся, стойте, – приказал он, хватая меня за плечо.
От этого его «стойте» и тем более «разберемся» веяло могилой, да к тому же плечо, куда легла его рука, было ранено. Я сразу сообразил, что стоит только выйти кому-нибудь снизу, как меня в лучшем случае сдадут страже и я надолго сяду в тюрьму за нанесение массовых телесных повреждений героям войны на море, а в худшем – меня порешат прямо тут, перед «Старой пушкой», сами герои. Собрав последние силы, я выронил дагу, сбросил его руку с плеча, вывернул ее и, выхватив у него из-за пояса пистолет, отпрыгнул в сторону. Весь в царапинах, в крови, со шпагой в правой и пистолетом со взведенным курком в левой я стал медленно отступать по улице назад, считая своих новых противников. Их было восемь. Грубое обращение с их главарем не пришлось им по вкусу, они ощетинились рапирами, шпагами и большими ножами.
– Держите его, он перерезал всех наших! – раздались голоса от двери в кабак. – Боцман убит, шкипер потерял глаз… Дайте ему хорошенько.
Матросов не нужно упрашивать. Они смело пошли на меня.
– Стойте! Я никому не хотел причинять вред. Я один. Я не хотел ни с кем ссориться…
– Врет! Он врет! – снова раздались крики. – Он первый напал и убил боцмана.
– Давайте разойдемся по-хорошему, – еще раз неуверенно предложил я. – Первый, кто приблизится, будет застрелен.
Однако моряки неожиданно встретили мои слова смехом, который, как эхо, раздался и сзади меня. Я обернулся и увидел, что и там стоят еще примерно столько же матросов. «Ну вот и все», – пронеслось у меня в голове. Все пути были отрезаны, и мне лишь оставалось прижаться спиной к стене дома и постараться, не уронив честь, продать свою жизнь как можно дороже. Оставалась еще слабая надежда на то, что кто-нибудь из горожан сообщит в полицию и мне удастся спасти жизнь, попав в тюрьму.
Пока вокруг меня медленно образовывался полукруг, я вспомнил одно из наставлений моего итальянского учителя фехтования: когда дела совсем плохи, покажи вид, что тебя они не касаются. Я вынул из-за пояса кожаные перчатки и демонстративно беспечно натянул их. Затем встал в боевую позицию. Думать о прорыве было нереально. Их было слишком много, поэтому я стал выбирать себе первую жертву, которая, впрочем, сама вызвалась ею стать.
– Дайте мне попробовать, – сказал главный. – Неужели этот мальчишка сразил нашего могучего боцмана? Может, ты владеешь каким-то особым приемом? Так научи.
Он обнажил шпагу и стал приближаться. Я положил пистолет на стоящую рядом бочку и сделал специально неуклюжий выпад.
– Да он просто цыпленок, – сказал предводитель, легко отбивая мою шпагу. – Не понимаю, как ему…
Но я уже сделал глубокий двойной выпад, проткнув ему снизу подбородок. Такие удары очень опасны, а если рассчитать момент, то… Но я не рассуждал долго и, выдернув шпагу, сделал еще пару выпадов. Мой клинок задел чье-то бедро, потом чей-то живот, а потом я отскочил, схватил пистолет, лежащий на бочке, и снова попытался вести переговоры.
– Ваш капитан ранен, позаботьтесь о нем, а меня пропустите.
Но ответом мне были лишь грязные ругательства и проклятия. И опять на помощь пришел учитель: «Сначала противник вгоняет тебя в роль побежденного, а потом побеждает». Я поднял пистолет и выстрелил, потом схватил его за дуло и, пользуясь небольшой дымовой завесой, сделал несколько отчаянных выпадов. Я слышал, как мои удары достигли цели и как кричали и чертыхались раненые противники. Вдруг что-то мелькнуло у меня перед глазами, и я ощутил, что их заливает кровь. Я снова и снова стирал перчаткой кровь, застилавшую мне глаза, и делал отчаянные выпады. Я чувствовал, как холодный металл входит в мою плоть то тут, то там, но это уже не причиняло боли. Меня согревало сознание того, что я умираю не напрасно, что негодяев, с хамством которых любой простой человек вынужден постоянно мириться, становится все меньше и меньше. Пусть я уже почти не вижу из-за крови, льющейся из раны на голове, но я все еще на ногах и все еще могу оказывать сопротивление. Это матросское быдло надолго должно запомнить молодого дворянина, который не стал терпеть их выходки и смог постоять за себя, пусть даже ему придется расстаться с жизнью. Именно такие мысли вертелись у меня в голове, пока в глазах совсем не потемнело и я не стал проваливаться в какую-то черную бездну. И все летел, летел вниз, но так и не мог достичь дна.
Глава вторая
Вам, как сухопутному офицеру, должно быть все равно: приватир, капер, корсар, флибустьер – для вас они все на одно лицо, все пираты. Так и для меня, человека, отдавшего жизнь морю, неважно, как вы называете свои войска – легкой пехотой, пионерами, вольтижёрами, берсальерами, пандурами или егерями – все они для меня нерегулярные части, а значит, обыкновенные разбойники. Вам хорошо известен принцип набора войск в Европе. Не стоит отрицать, что любой никогда не служивший аристократ сразу может получить чин капитана или полковника, если навербует и будет содержать за свой счет роту или полк. Причем статус этой части у вас не вызывает никаких сомнений в том, что она не разбойничья. Однако червь сомнения начинает точить ваше сознание, когда купец снаряжает судно для ведения военных действий с неприятелем. Уж не пират ли он?
Вы, наверное, думаете, что самое большое гнездо пиратов Вест-Индия? Нет, поскольку вы забываете о знаменитых приватирах Дюнкерка, Остенде и других налетчиках с побережья Северного моря. Но считать ли их пиратами? Они ведь с разрешения властей вели что-то вроде партизанской войны на море. Однако и флибустьеры Сан-Доминго никогда не выходили из порта без этого пресловутого разрешения, которое называли комиссией. Если это, по-вашему, не считается, то тогда всех партизан можно записать в разбойники, и в первую очередь знаменитых венгерских гусаров. Известно, что этот род легкой кавалерии создан именно для налетов, разрушения вражеских складов, коммуникаций и всей продовольственной базы противника, для стычек, а не для участия в открытом сражении. Горе тому полководцу, кто попробует применить в большом сражении этот тип легкой кавалерии и пустить их на неприятеля. Это будет первая и последняя атака. Надеюсь, теперь вы понимаете, насколько они отличаются друг от друга?
Например, знаменитый капитан Вильям Кредо. Кажется, он до сих пор жив. Сейчас ему, наверное, где-то около 45. Он нанес огромный вред Франции, но я не считаю его пиратом. Он честно воевал против наших кораблей в Северном и Средиземном морях, у африканского побережья и в Вест-Индии. Говорят, он захватил более двухсот французских судов, да и сейчас продолжает участвовать против нас в войне за испанское наследство. Все это напоминает мне рассказы про «своих партизанов» и «чужих лесных братьев», про «наших разведчиков» и «чужих шпионов». Не правда ли, похоже на обыкновенную пропаганду, жертвой которой так легко стать, когда отключаешь мозги?
Однако я обещал рассказать вам о флибустьерах, одним из капитанов которых мне выпала судьба быть. Не знаю, с чего начать мою историю. Начну, пожалуй, с того места, когда я очутился на Сан-Доминго. Что мне больше всего тогда запомнилось, так это дожди. Там они всегда идут с конца весны до начала осени. И когда я с несколькими бедолагами попал на этот остров, то не сразу привык к этим частым и коротким осадкам. Помню один день, когда дождь был каким-то особенно сильным и все никак не затихал. Работать было невозможно, воды по колено, нужно было ждать, пока она сойдет, что мы с радостью и делали. Сидя под навесом из пальмовых листьев, предавались воспоминаниям, а то и мечтали вслух. Но больше всего нам нравилось расспрашивать нашего Мартена о Сан-Доминго: большой ли остров, какие на нем реки, горы, города, селения, где кто живет. Нам хотелось больше узнать о месте нашего пребывания.
– На острове кроме нас, французов, и, естественно, испанцев, которые открыли его лет 150 назад и первыми обжили, есть поселения англичан и голландцев, – с готовностью откликался Мартен.
Он вообще любил поговорить, может быть, потому, что всегда был весел и общителен, а может, из-за того, что ему действительно было что рассказать, особенно таким новичкам, как мы.
– Наш поселок находится в Свободной гавани на северо-западном побережье, потому так и называется – Свободная Гавань. Рядом много французских поселений, здесь, на севере Сан-Доминго, множество рек впадает в океан, образуя хорошие гавани. А там, где пресная вода, селится человек. Восточнее большие
