– С головой я возилась в самую последнюю очередь, дело было ночью. Когда уже покончила со всем остальным. Я сделала все как положено. Долго прикидывала, как же мне поступить с головой. И все никак не могла придумать. Тогда поехала в Париж. Вышла у Орлеанских ворот и шла, шла, пока не придумала. Да-да, покуда не нашла решения. И только тогда я наконец успокоилась.
Не понимаю, зачем вам непременно нужна голова, будто мало всего остального.
– Что-то я не пойму. А мой муж, что он говорил обо мне?
– Неправда. Я сказала «на бычка». Со спины, это правда. Вы ошибаетесь, если думаете, будто я убила ее из-за этих слов. Я бы это знала.
– Поняла бы в тот момент, когда со мной заговорил об этом следователь.
– Да нет, ни разу. Мне снилось то, что я сделала. Но это было раньше, давным-давно. Я даже сказала об этом мужу. А он ответил, что такое и с ним тоже случается. Вечером, в кафе, я задала тот же вопрос Альфонсо и Роберу. Они сказали, что и им тоже случалось совершать во сне всякие преступления, что видеть во сне убийства – это бывает со всяким.
Это было не единственный раз, когда мне приснилось, будто я ее убиваю…
– Нет, никогда я этого не говорила. Мне задавали такой вопрос, а я ответила, что это было намного страшней сна.
– Потому что это был не сон. Что вы хотите разузнать?
– Зачем вам это?
– Это вы что, по долгу службы?
– Выходит, вы не каждый день этим занимаетесь? И не для всех без разбору?
– В таком случае, послушайте, что я вам скажу. Тут есть две совсем разные вещи. Первая – это когда мне снилось, будто я ее убила. А вторая – это когда я убила ее, и это мне вовсе не снилось.
Вам ведь это хотелось узнать, да?
– Знала бы я, как ответить на ваш вопрос, так бы и ответила. Просто мне никак не удается привести в порядок мысли, чтобы объяснить вам… и следователю тоже… что со мной случилось, как все произошло на самом деле.
– Кто знает… А если это мне удастся, если все станет ясно, тогда мне что сделают?
– Я знаю, что чем откровенней говорят преступники, тем чаще их убивают. Интересно, что вы мне на это ответите?
– Пожалуй, так оно и есть.
Должна признаться, что во сне я убивала всякого, с кем мне доводилось вместе жить, даже того полицейского из Кагора, он был моим первым мужчиной, и я никого в жизни не любила так, как любила его. И каждого из них я убивала помногу раз. Так что все равно рано или поздно должен был наступить день, когда мне пришлось бы сделать это на самом деле. Теперь, когда все позади, я знаю, что просто должна была хоть раз совершить это наяву, а не во сне.
– С ней было трудно поссориться, она ведь была глухонемая.
– Откуда мне знать?
– Весь дом был в ее распоряжении. Она делала все, что хотела. Мне и в голову не приходило судить, хорошо это или плохо.
– Вот тогда-то я и заметила разницу. Весь дом был в грязи, повсюду пыль.
– Но ведь лучше, когда чисто, разве нет?
– Понимаете, чистота занимает много места в доме, даже чересчур много…
– Кто знает, может, и так…
– Может, времени?
– Пожалуй…
– Еще больше, чем чистота в доме.
Теперь там все так запущено. Плита совсем холодная. Весь стол в жирных пятнах, а поверх жира пыль, повсюду пыль. Окна такие грязные, что через них уже ничего не увидишь. А едва выглянет солнце – так сразу же все видно: застывший жир и пыль. Теперь там уже не осталось ничего чистого, ни единого стакана. Вся посуда из буфета грязная.
– Мне ли не знать, во что превратился теперь наш дом.
– Не понимаю…
– Да нет, почему именно чердак?
– Но это ведь и в самом деле продолжается. Все началось, когда я еще была там. Целую неделю никто не мыл посуду.
– Если бы это продолжалось и дальше, то скоро уже вообще ничего бы нельзя было разглядеть. Меж камней бы выросла трава, а потом и ногой-то ступить было бы некуда. Если бы это и дальше продолжалось, то, если хотите знать, это был бы уже не дом, а настоящий свинарник, вот во что бы все превратилось…
– Нет-нет. Я же сказала, свинарник. Все это началось с тех самых пор, как меня арестовали.