посетителей. Мужчина сделал Анне Дэбаред знак, чтобы она посмотрела на улицу. Улыбнулся ей.
— Гляньте-ка, — сказал он, — дни становятся все длиннее и длиннее…
Анна Дэбаред посмотрела, потом медленно, тщательно поправила на себе пальто.
— Вы работаете здесь, в городе, мсье?
— Да, здесь, в этом городе. Если бы вы заглянули сюда еще раз, я бы постарался расспросить вас поподробней и смог бы тогда рассказать вам что-нибудь еще.
Она опустила глаза, вспомнила и побледнела.
— Рот в крови, — проговорила она, — а он все целовал, целовал… — Потом продолжила: — Все, что вы говорили, это просто ваши догадки, ведь так?
— А я вам ничего и не говорил.
Заходящее солнце опустилось теперь так низко, что добралось до лица мужчины. Фигуру его — он стоял, легко опершись о стойку, — уже и раньше освещали последние лучи.
— Но когда видишь его перед глазами, просто невозможно думать иначе, это кажется почти неизбежным, разве нет?
— Я ничего не говорил, — повторил мужчина. — Но думаю, он выстрелил ей прямо в сердце, потому что она сама попросила его об этом.
Анна Дэбаред тяжело вздохнула. Стон — тихий, жалобный, почти непристойный — вырвался из уст этой женщины.
— Как странно, — проговорила она, — мне совсем не хочется возвращаться домой.
Он резко схватил свой бокал, залпом осушил его до самого дна, не ответил, отведя от нее взгляд.
— Должно быть, я просто слишком много выпила, — продолжала она, — вот видите, к чему это приводит.
— Само собой, — согласился мужчина, — все дело только в этом.
Кафе почти опустело. Новые посетители появлялись все реже и реже. Перемывая бокалы, хозяйка не сводила с мужчины и женщины взгляда, явно заинтригованная тем, почему это они так припозднились. Мальчик, подойдя к двери, смотрел на набережную теперь в полном молчании. Стоя перед мужчиной, спиной к двери, Анна Дэбаред еще долго не произносила ни слова. А он — он, казалось, и вовсе забыл о ее существовании.
— Понимаете, я просто не могла не зайти сюда снова, — промолвила она наконец, — вот и все.
— И я вернулся по той же самой причине.
— Ее часто видят в городе, — проговорила хозяйка, — вместе с сынишкой. А когда хорошая погода, так вообще каждый день.
— Это из-за уроков музыки?
— По пятницам, раз в неделю. Как раз вчера. Ей это вроде развлечения, лишний повод вырваться из дому, вот какая история.
Мужчина поигрывает в кармане монетами. Глаза прикованы к набережной. Хозяйка отстает, оставляет его в покое.
От мола и до самого конца города, прямой, безукоризненный, расстилается Морской бульвар.
— А ну-ка, подними голову, — попросила Анна Дэбаред, — и посмотри на меня.
Ребенок подчинился, он привык к ее повадкам.
— Дело в том, что порой мне кажется, будто я тебя просто выдумала, будто все это неправда, понимаешь?..
Мальчик поднял голову и зевнул ей прямо в лицо. В широко разинутый рот пробрались последние лучи заходящего солнца. Изумление, с каким глядела Анна Дэбаред на своего малыша с самого первого его дня, ничуть не уменьшилось. Но, похоже, в тот вечер она и сама почувствовала, будто это изумление заявило о себе с какой-то новой силой.
III
Мальчик толкнул калитку — маленький ранец качнулся у него за спиной, — потом остановился на пороге парка. Внимательно осмотрел расстилавшуюся перед ним лужайку, потом пошел медленно, на цыпочках, настороженно, будто боялся спугнуть каких-то птиц. И вправду, одна птица вспорхнула и улетела прочь. Мальчик провожал ее глазами ровно столько, сколько ей понадобилось, чтобы усесться на дереве соседнего парка, и продолжил свой путь, пока не остановился под окном, перед которым рос бук. Поднял голову. Из этого окна в этот час дня ему всегда улыбались. Улыбнулись и на сей раз.
— Иди сюда, — крикнула Анна Дэбаред, — сейчас мы пойдем гулять.
— Вдоль моря?
— Вдоль моря, везде, где захочешь. Ну, пошли же.
Они снова отправились по бульвару в сторону мола.
Мальчик очень быстро все понял и даже ничуть не удивился.
— Так далеко, — захныкал было он, но смирился и стал тихонько что-то напевать.
Когда они прошли первый причал, было еще рано. Горизонт прямо перед ними, на южной окраине города, затемнен черными полосками, затянут желтоватыми облаками, что выпускаются в небо литейными заводами.
Был тот час, когда везде мало народу, и в кафе тоже было безлюдно. Только один мужчина стоял там, в дальнем конце стойки бара. Хозяйка, не успела появиться Анна Дэбаред, сразу же поднялась и устремилась к ней. Мужчина даже не шелохнулся.
— Чем могу служить?
— Бокал вина, пожалуйста.
И тотчас же залпом выпила. Она дрожала еще сильнее, чем три дня назад.
— Должно быть, вы удивлены, что я снова здесь?
— Ах, знаете, в моем деле мало чему удивляешься… — ответила хозяйка.
Украдкой, исподлобья она окинула взглядом мужчину — тот тоже побледнел, — снова уселась, потом, передумав, повернулась и исполненным достоинства жестом включила радио. Мальчик отошел от матери и отправился на тротуар.
— Кажется, я уже как-то говорила вам, мой малыш берет уроки музыки у мадемуазель Жиро. Впрочем, вы, наверное, и сами знаете.
— Еще бы мне не знать! Вот уже больше года наблюдаю, как вы туда ходите, раз в неделю, по пятницам, разве не так?
— Да, по пятницам. Я бы с удовольствием выпила еще бокал вина.
Мальчик нашел себе приятеля. В неподвижности застыв на краю набережной, оба наблюдали, как разгружают песок с большой баржи. Анна Дэбаред отпила половину второго бокала. Дрожь в руках стала чуть слабей.
— Этот малыш, он всегда один, — проговорила она, глядя в сторону набережной.
Не удостоив ее ответом, хозяйка снова принялась за свое красное вязанье. В порт вошел еще один до предела нагруженный буксир. Мальчик выкрикнул что-то невнятное. Мужчина подошел к Анне Дэбаред.
— Не хотите ли присесть? — предложил он.
Она молча последовала за ним. Хозяйка, продолжая вязать, упорно посматривала на буксир. Было видно, что, по ее разумению, дело принимает явно нежелательный оборот.
— Вот сюда.
Он указал ей на один из столиков. Анна присела, он напротив.
— Благодарю вас, — пролепетала она. В зале была свежая полутень начала лета. — Вот видите, я снова здесь.
На улице, совсем близко, свистнул мальчик. Она вздрогнула.
— Мне бы хотелось, чтобы вы выпили еще бокал вина, — не сводя глаз с двери, проговорил мужчина.