Механюк, Кладовкин и Канючка восхищались совершенно другими достоинствами Белки: свалившись на лед и пытаясь удрать от смертельного лезвия, она так и не выпустила из зубов обрывки каната, крепко пришнурованные к гигантскому коньку! И теперь она бежала по кругу замерзшего озера, а за ней строго по кругу ехал на своем лезвии конек-дом! А из трубы этого дома выглядывал Топ Дорожкин!
— А меня прокатишь? — затаив дыхание, спросила Белку Канючка.
Да разве есть на этом свете хоть что-нибудь, что не сделала бы крыса Белка для своих друзей, для тех, кто любит ее всю, вместе с хвостом?! И она радостно крикнула:
— Э-эх, прокачу!!!
Сначала Белка катала Канючку в коньке, а потом, когда у Белки закружилась голова, Канючку катал Механюк. Только не при помощи зубов и канатов, а при помощи… ума!
На крюк зонта, в котором когда-то было озеро, а теперь каток, Механюк приладил вертелку.
— Что ж, вертелка — тоже сокровище? — изумился Кладовкин, видя, как Механюк привязывает к лопастям вертелки канаты от конька. — А я, дурак, ею тесто для блинов делал!
Тем временем Механюк уселся рядом с вертелкой и начал ногами крутить ее, перебирая лопасти. А лопасти потянули за собой канат, а канат потянул за собой конек, стоящий на льду. А конек повез по кругу Канючку!
Как же она хлопала! Как же она кричала «ура»! Но потом ее хлопки и крики стали тише. А еще чуть позже она схватилась за голову и слабым голосом спросила:
— А что еще делают на Новый год?
— Впадают в спячку, — сообщил ей Дорожкин. Он устал и перенервничал за время конькового похода. А за время катания Канючки заскучал и начал засыпать.
— Я не уверена, господа, но, кажется, на Новый год все пишут письма! — вдруг сказала Белка.
За спинкой старого дивана, под обшивкой которого жила Белка, хранился деревянный ящик. Ящик Белка разгрызла — не из вредности или любопытства, а потому что она любила грызть. И в этом ящике она нашла много пожелтевших листков! Их Белка тоже начала грызть, но они были не такими вкусными, как солома из дивана. «Должна же быть в них какая-то польза!» — подумала крыса, которая в те времена еще не была Белкой. Она присмотрелась к листкам. На всех она разобрала одно и то же. «С Новым годом!» — вот что было там написано!
— Ура! — прервала воспоминания Белки Канючка. — Сейчас мы будем писать письма! — И она захлопала в ладоши!
— А я буду спать, — отрезал Дорожкин. — И тебе советую! Ведь ты даже не знаешь, кому их писать! — Он свистнул Прищепку, залез в носок, Прищепка схватила носок за краешек и смирно села на бортике столешницы ждать до Весны новых распоряжений хозяина.
А Канючка вопросительно посмотрела на Белку.
— Сейчас уточню, кому писать! — сказала понятливая Белка и спрыгнула со столешницы во тьму.
Она появилась, держа в зубах пачку потрепанных и пожелтевших листов.
— Ух ты, — завистливо выдохнул Кладовкин, — да это же священная книга! Только ее беречь некому, вон как испортилась.
Белка выпустила листки из зубов и смущенно отвернулась. Она-то знала, кто приложил зубы, чтобы испортить священные письмена. А Кладовкин уже вовсю бегал по страницам. Вдруг он остановился и шлепнул себя по шлему.
— Что, понял, кому писать? — спросила Канючка.
— Нет! Но кажется, я понял, кто писал!
И Кладовкин юркнул в свою сокровищницу.
Через минуту Механюк, Канючка, Кладовкин и Белка пристально сравнивали кружки и крючки в священной книге про «жи-ши» и в задиванных письмах. Не было сомнения: эти труды создала одна рука!
— Я не сомневаюсь, — важно заключил Механюк, — что эта рука принадлежит высокоученому существу! Вон сколько он написал!
Механюк не ошибался: и письмена, и священная книга про «жи-ши» были написаны папой в ту пору, когда он был совсем маленьким. Вот почему трое друзей и крыса Белка с таким трудом расшифровывали его каракули!
— «С-но-вым-го-дом-до-ро-гой-дед-мо», — читали они по слогам, перебегая с одной кривой строчки на другую…
— Ну что вы не угомонитесь? — проворчал из своего спального носка Дорожкин.
— Мы письма читаем!
— Чужие письма читать нехорошо… А мне свет мешает! — огорченно сказал Дорожкин.
— Эти письма принадлежат мне с тех пор, как никто за ними не явился, — оправдалась Белка.
А Кладовкин тяжело вздохнул и скрылся в своем ящике. Из него он вынес сокровище, найденное в подземелье дракона, сокровище, данное ему принцессой в трудную минуту, сокровище, которое он, рискуя жизнью, сохранил во время трудного перехода. Это была простыня!
— Все для тебя, дорогой Топ, — сказал он.
— Мне что, голову замотать, чтобы в глаза не светило? — обиделся сонный путешественник.
— Ну, есть и другой вариант… — задумался Кладовкин.
— Вариант «Белка»? — со знанием дела крикнула Канючка. Этот вариант уже выручил ее и Кладовкина.
— Нет, вариант «Кино», — смущенно сказал Кладовкин и натянул простыню так, чтобы Топу не мешал свет от апельсиновой лампочки. — Ну как? — затаив дыхание, спросил Трезор. Он надеялся, что Топу понравятся их тени на простыне и он высоко оценит изобретение друга.
Но Дорожкин только сладко зевнул.
«Эх, — уязвленно подумал Кладовкин, — никому нет дела до искусства!»
Он вернулся к Механюку, Канючке и Белке, и друзья опять погрузились в изучение таинственных писем.
— До-ро-гой-дед-мо-роз! — наконец сложили они буквы в слова.
— Ага! Дед Мороз! Вот кому пишут письма на Новый год! — обрадовалась Канючка. — Перо мне! И бумагу!
— Да, но зачем писать ему еще одно письмо, если он старые бросил за диван? — попытался докопаться до истины ученый Механюк.
— «По-да-ри-мне-на-но-вый-год-ве-ло-си-пед!» — продолжала чтение Белка.
— Ага! Все ясно! У него есть велосипед! И он готов с ним расстаться! — обрадовался Кладовкин. У самого Кладовкина велосипеда не было. Кроме того, он даже не знал, что это такое, чтобы оценить, какой же Дед Мороз щедрый.
— Так-так… — задумчиво пробормотал Механюк и заглянул во второе письмо, потом отложил его и заглянул в третье. Потом быстро перелистал всю пачку…
Все письма начинались и заканчивались одинаково. В них менялось только одно слово! Слово «велосипед» менялось на слово «марки», потом на слово «удочка», потом на «шапку с пумпоном»…
— Я все понял! — воскликнул Механюк. — Во всех письмах просят подарки!
— Ух ты! Сколько всего есть у того, у кого их просят, — удивился Кладовкин.
— Наверное, он волшебник. И притом очень состоятельный! — мечтательно сказала Канючка. — Я тоже все поняла: Новый год — это общий день рождения, когда всем дарят подарки! Давайте просить!
Они принялись отрывать чистые кусочки от истлевших писем и писать фитильком из масляной лампы;
Канючка высунула язычок и вывела: «Что-нибудь очень красивое для меня и моей близняшки».
Механюк задумался и написал: «Что-нибудь очень умное для меня и для кукушки».
Белка смущенно отвернулась от всех и написала: «Что-нибудь радостное для меня и моих
