— Приехали, — пыхтит Алекс. — Эй, есть кто дома? Принесите тапочки!
Дома нас ждет сюрприз. За столом в комнате Перепелки сидит Римус.
Бросаюсь к нему на шею. Сама не ожидала, что так обрадуюсь: я не видела Римуса с тех самых пор, как он рассказал о клубе «Сорванная крыша». И сказал потом тусклым голосом: «Ну, прощай. Всего хорошего».
— Римус! Привет!
— Привет, Дикая. — Он похлопывает меня по спине. — Летаем помаленьку?
Мне очень много хочется ему рассказать. Но нет времени: оказывается, Римус проделал опасный путь наверх, чтобы принести вести для Мавра.
И для меня.
Мавр очень мрачен. Таким я его никогда не видела. Страшноватый у него вид: встретила бы в подворотне — бежала бы без оглядки.
— Ищут тебя, Дикая. Всерьез ищут, — говорит он сквозь зубы.
— Кто? — говорю пренебрежительно. Человеку, который умеет летать, странно бояться какой-то там энергетической полиции.
— Конь в пальто, — отвечает Римус. — Не контролеры. Другие.
— Какие такие другие? Понятия не имею…
— Есть много вещей, о которых ты не имеешь понятия, — обрывает меня Мавр. — Расскажи еще раз, что там было с тобой и с подругой, которая потом погибла.
Я уже рассказывала им о Еве. Теперь рассказываю еще раз, стараясь ничего не забыть. Особо подробно описываю контролера, который нас отпустил. Даже пытаюсь выцарапать на стене его портрет — лицо, будто выкованное из бронированных пластин. Глаза, глядящие из провалов, как из глубоких дюз. Получается похоже, по-моему.
Римус долго рассматривает рисунок.
— Нет, — говорит. — Я такого никогда не видел… а увидел, запомнил бы. Такие лица не забывают.
— Но он не контролер?
— Нет. Скорее всего, он из тех, кто тебя ищет.
— Тогда зачем он меня отпустил?
Римус пожимает плечами.
— По-моему, они догадались, что она генератор, — задумчиво говорит Перепелка. — Поначалу спутали с подругой… Вернее, подругу спутали с тобой…
— Кто такие генераторы?
— Те, кто способны генерировать энергию. Не только для себя, но и… — Не договорив. Мавр оборачивается к Римусу. — Думаешь, они знают, где она сейчас?
— Понятия не имею. Но за моим магазином слежка круглосуточная.
— Значит, ты привел их к башне?! — взрывается Алекс.
Римус холодно щурится:
— Но-но, мальчик. Поучи старика избавляться от хвоста.
Становится тихо. Все о чем-то напряженно думают. Я верчу головой, пытаясь понять, чего они беспокоятся. Здесь, на башне, меня никто не достанет!
Так я думаю, так и говорю.
— Может, ты и права, — задумчиво говорит Мавр.
— А кто они такие, можете мне объяснить? Если не контролеры, не полиция… Жизнееды, что ли?
Мне кажется, это смешная шутка. Но никто, кроме меня, не смеется.
— Мне пора, — говорит Римус. — А то до энергочаса домой не успею.
Мавр и Алекс провожают его до лифта. Вернее, до противовеса, который Лифтер спускает далеко вниз, на сороковой этаж. Я смотрю ему вслед и никак не могу понять: а сам Римус, он синтетик, что ли? Почему же тогда и Мавр, и Алекс, и все его так уважают?!
Мавр возвращается. Походя роняет мне на плечо тяжелую руку:
— Из гнезда ни ногой. Ясно?
В гнезде полно работы каждый день. Километры тросов, которые надо чистить, распутывать, наматывать на катушки. Пружины и блоки, которые надо смазывать. Крылья, которые нужно чинить. А ведь еще тренировки: с Алексом или без него, но я теперь тренируюсь каждый день.
Светлые мои мечты явиться с собственной программой на следующую показуху тают, как туман. У меня ничего не получается. Вернее, я не могу закрепить успех. Сегодня кажется — молодец, научилась. А завтра ветер чуть-чуть поменялся — и опять болтаешься в воздухе, как мешок с ватой. Перепелка сочувствует мне и велит не отчаиваться. Алекс ругает неумехой. Дни следуют за днями, одинаковые, как ржавые арматурные прутья. И непрошеным приходит чувство, что ничего интересного и стоящего в жизни уже не будет.
Только по вечерам, когда я беру в руки свой барабан, возвращаются силы и оживает оптимизм. Барабанщик Лешка играет на маленькой установке, которую собрал ему Римус. И вдвоем мы устраиваем маленькое энергетическое шоу: все прихлопывают в такт, даже Мавр. В такт подвывает ветер за стенами. В такт мигает лампочка на потолке: эта лампочка работает от ветряка. Она такая яркая, что ее даже приходится отключать на ночь.
Дети Перепелки сидят рядом. Девочка хлопает громче всех. У мальчика блестят глаза, он в эти минуты очень похож на Мавра…
А потом приходит беда.
Он, конечно, много раз видел, как это делают старшие. Но не учел, что и крылья, и карабины, и вся система страховки рассчитаны на взрослого. На сильные руки. На больший вес.
Он наблюдал за моими тренировками и решил потренироваться сам. И сорвался. И его ударило об стену. Взрослый от такого удара умер бы. У него, легонького, переломились кости — на руке и на ноге.
Он не кричал. Лежал, зеленый от боли, и тихо терял сознание, пока лекарь гнезда — его звали Слава — возился с открытыми переломами. Перепелка тоже не плакала: она ведь дикая. Но глаза у нее были… страшно смотреть в такие глаза.
Лекарь взял руку и ногу мальчика в лубок. И велел ждать. Потому что больше помочь — он так сказал — ничем нельзя.
Мальчик лежит тихо-тихо. Все гнездо пропиталось его болью. Мне кажется, даже ветер, вечно воющий снаружи, чувствует эту боль.
— Перепелка, — говорю я. — Нужно дать ему обезболивающее. И жаропонижающее. И еще что-нибудь… чтобы не развилось воспаление.
— Откуда ты знаешь? Ты что, врач?
Я теряюсь. У нас в блоке нет врача, мы приходим в аптеку, описываем болезнь, и нам дают лекарства. Год назад один парень тоже ногу сломал…
— У тебя что, совсем нет лекарств?
— Диким не нужны лекарства, — говорит она высокомерно. — Мы лечим себя сами. Своей собственной волей.
Я сажусь рядом с мальчиком и наигрываю ему ритмы. Я играю о далеком ветре, о высоких горах, о тихой воде. Он засыпает. Но через несколько минут просыпается. Не может удержать стон. Ему
В гнезде тихо. Мавр где-то наверху, на крыше. Алекс спозаранку улетел из гнезда. Лифтер возится со своими противовесами. Девочка сидит у постели брата, как маленькая статуя.
Перепелка поит сына водой с ложечки. Говорит, говорит, не останавливаясь, о том, что все будет хорошо, что нельзя терять мужества, что только мужество спасает нас, а страх — губит…
Я потихоньку, чтобы никто не видел, выхожу на лестницу.
Сколько времени потребуется, чтобы добежать до ближайшей аптеки?
Я буду бежать изо всех сил. Если бы попросить Лифтера меня спустить… Но нельзя, нельзя, чтобы они узнали, что я собираюсь делать. Никто не должен знать.
И я тороплюсь вниз. Перепрыгиваю через ступеньки. Ставлю, наверное, рекорд — никто никогда не спускался с двухсотого этажа так быстро…
Между пятидесятым и тридцать пятым раскиданы сторожки: наступишь, к примеру, на ступеньку, и пойдет сигнал наверх, в гнездо. Но я уже успела выучить эти ловушки: сама помогала Лифтеру обновлять их. Поэтому спускаюсь без лишнего шума. На двадцать втором, перед проломом, останавливаюсь. Мне впервые приходит в голову: а как я выгляжу? Не сойдут ли синтетики с ума, увидев на улицах девушку в ременной сбруе поверх обычной одежды?
Быстро расстегиваю пояс. Аккуратно сворачиваю ремни, прячу под кучей строительного мусора. Никто не найдет: я скоренько. Вернусь через четверть часа.
Поначалу хочу оставить и барабан — будет мешать на бегу. Но потом решаю взять его с собой. Я к нему привыкла. К тому же он приносит удачу.
Внизу, на лестнице, мне встречается старушка. Кивает, как знакомой. Кажется, мы уже виделись?
Прежде чем шагнуть за порог, на секунду останавливаюсь. Вот он, мир синтетиков. Я была частью этого мира… не так давно.
Делаю шаг.
Вот так штука! Я забыла, как ходят по ровной земле! Как тут можно бегать, прыгать, не глядя под ноги… и что это за удивительное чувство — надежная опора под ногами!
Я бегу — во-первых, потому, что надо торопиться. Во-вторых, потому, что на башне вот так не побегаешь. Полетаешь — да. Но бегать… это же так прекрасно!
Прохожие на меня глазеют, но без особого удивления. Просто у девушки хорошее настроение. Просто есть энергия. Просто хочется побегать.
Я поворачиваю за угол и вижу аптеку. Вхожу. Пытаюсь скрыть возбуждение.
— У вас есть обезболивающее? Жаропонижающее? Витамины для детей? Антибиотики?
Я выпаливаю все это на одном дыхании.
