Мир наизнанку (сборник)

играть.

ПАПА. У меня что-то зуб ноет… Странник, неужели так трудно изобрести безболезненный способ лечения зубов?

Все взгляды обращаются на Странника. Странник сидит в стороне, в тени – лысый, ироничный, зловещий. Поигрывает телефоном.

СТРАННИК. Можно подумать.

ШУРИН. Ты лучше вот о чем подумай, Папа. Пандейцы перебросили на хонтийскую границу еще одну дивизию. (Шурин тянется к пульту, на экране возникает карта со значками, с объемным изображением военных баз и частей.) Я прикидывал такой вариант: пандейцы вмешиваются в хонтийскую кашу, быстренько ставят там своего человека, и мы имеем объединенный фронт – пятьдесят миллионов против наших сорока.

ДЕВЕРЬ. Я бы большие деньги дал, чтобы они вмешались в хонтийскую кашу. Кто Хонти тронет, тот и проиграл.

СВЕКОР (разглядывая карту). Смотря как трогать. Если деликатно, небольшими силами, да не увязать – тронул и отскочил, как только они там перестанут ссориться… и при этом успеть раньше пандейцев…

ТЕСТЬ. В конце концов, что нам нужно? Либо объединенные хонтийцы, без этой своей гражданской каши, либо наши хонтийцы, либо мертвые хонтийцы… В любом случае без вторжения не обойтись.

ПАПА. А ты что молчишь, Умник? Ты ведь у нас умник.

Государственный прокурор сидит в дальнем конце стола. Улыбается.

ПРОКУРОР. Когда говорят отцы, благоразумным детям лучше помалкивать.

ПАПА. Ну, говори, будет тебе.

ПРОКУРОР. Я не политик…

Все весело смеются.

ПРОКУРОР. Право, господа, здесь нет ничего смешного… Я действительно всего лишь узкий специалист. И как таковой, могу только сообщить, что сейчас очень выгодный момент для вторжения. Перевооружение армии заканчивается…

ПАПА. Так-так, господа. Значит, воевать хотите? Что же, можно и повоевать, хотя… На сколько нас хватит, Странник?

СТРАННИК. Дней на десять.

ТЕСТЬ. План глубокого вторжения предусматривает разгром Хонти в течение восьми суток.

ПАПА (пристально глядя на Странника). Хороший план. Ладно, так и решим… Ты, кажется, против, Странник?

СТРАННИК (равнодушно). Меня это не касается.

ПАПА. Ладно. Побудь против… Что ж, Деверь, присоединимся к большинству?

ДЕВЕРЬ (с отвращением). А! Делайте, как хотите…

СВЕКОР (торжественно). Папа! Я знал, что ты будешь с нами!

ПАПА. А как же! Куда я без вас?.. Помнится, были у меня в Хонтийском генерал-губернаторстве какие-то рудники… медные… Как они там сейчас, интересно?.. Да, Умник! А ведь, наверное, надо будет организовать общественное мнение. Ты уже, наверное, что-нибудь придумал, ты ведь у нас умник.

ПРОКУРОР. Конечно, Папа. Все готово.

ПАПА. Покушение какое-нибудь? Или нападение на башню? Иди-ка ты прямо сейчас и подготовь мне материалы, а мы здесь обсудим сроки.

Прокурор поднимается, кланяется и выходит. Проходя мимо Странника, победоносно улыбается ему. Странник внимательно смотрит прокурору вслед.

* * *

Темнота. Дыхание. Звук мелкого дождя.

ГОЛОС МЕМО ГРАМЕНУ (резко). Это все разговоры. Доктор, на вашем месте я бы его осмотрел. Что-то я не очень верю в эту историю с ротмистром.

ГОЛОС ДОКТОРА (раздраженно). Я не могу осматривать в темноте.

ГОЛОС МАКСИМА. А вы зажгите свет. Все равно я вас вижу.

Шумное дыхание в темноте.

ГОЛОС МЕМО. Ерунда! Ну, что я сейчас делаю, если вы видите?

ГОЛОС МАКСИМА. Вы наставили на меня… то есть это вам кажется, что на меня, а на самом деле на вашего соседа… ручной пулемет. Вы – Мемо Грамену. На щеке у вас царапина.

Пауза. Скрип, сопение, шорох. Тяжелый вздох.

ГОЛОС ДОКТОРА. Нокталопия… Давайте зажигать свет. Глупо. Он нас видит, а мы его не видим.

Кто-то пытается зажечь спичку, но спички все время ломаются.

ГОЛОС МАКСИМА. Давайте, я.

Зажигается спичка. Освещает лицо Максима снизу. Максим изменился: осунулся. Порос щетиной. Глаза ввалились.

Максим зажигает керосиновую лампу, ставит на плоский камень. Становится видна поросшая лианами руина в лесу. Вокруг лампы сидят на ящиках люди. Среди них Мемо Грамену (толстяк, которого Мак сперва захватил, а потом отпустил), Орди Тадер (та самая бледная женщина) и еще трое: Доктор, простоватый Лесник и Генерал, немолодой, суровый. Сквозь остатки крыши моросит дождь. У Мемо на коленях ручной пулемет.

ДОКТОР. Раздевайтесь.

Максим через голову стягивает брезентовую рубаху. Все смотрят на его голую грудь; на ней – затянувшиеся следы от пуль. Доктор начинает осматривать и ощупывать его.

МЕМО (нервно). Не копайтесь. Скоро сеанс.

ЛЕСНИК. Красивый мальчик. У меня сын был… Тоже… (Вытаскивает флягу.) Выпить никто не хочет?

ГЕНЕРАЛ (раздраженно). Погоди, Лесник! Ну, что, Доктор?

ДОКТОР. Я бы голову дал на отсечение, что в этого молодчика действительно стреляли из армейского пистолета, с короткой дистанции, но только очень давно. По меньшей мере полгода назад! (Максиму.) Где пули?

МАКСИМ. Они вышли, и я их выбросил.

ДОКТОР. Слушайте, как вас… Мак! Вы врете. Признайтесь, как вам это сделали?

МАКСИМ (качает головой). Я не вру. Просто у нас быстро заживают раны. (Протягивает руку.) Разрежьте мне руку. Если надрез будет неглубокий, я затяну его за десять-пятнадцать минут.

Все переглядываются. Мемо поудобнее устраивает на коленях пулемет.

ОРДИ. Гэл рассказывал про древнюю горскую медицину… Они умеют заговаривать раны.

ДОКТОР. Ах, горская медицина… В молодом человеке семь дыр! И если это дыры от настоящих пуль, то по крайней мере четыре из них – каждая в отдельности! – были смертельными.

ГЕНЕРАЛ (Максиму). Что вы на это скажете?

МАКСИМ. Он ошибается. Для нас эти раны не смертельны. Вот если бы ротмистр попал мне в голову… но он не попал.

ДОКТОР. Н-да.

Пауза. Доктор берет у Лесника флягу и отхлебывает, не закусывая. Максим натягивает рубашку.

МЕМО (держит Максима на прицеле). До сеанса осталось всего ничего! Нас всех скрутит, а этот будет как огурчик! Решайте быстрее, за минуту до сеанса я его пристрелю!

ОРДИ. А я ему верю. У него концы с концами не сходятся, но это просто потому, что он странный человек. Но он не провокатор. Я за него, Генерал.

Пауза. Доктор передает флягу Леснику. Тот тоже пьет.

ГЕНЕРАЛ. Зачем вы пришли к нам? Хотите участвовать в нашей борьбе?

МАКСИМ (качает головой). Я хочу разобраться.

ЛЕСНИК. У нас так не делается, милый. У нас так: либо ты наш, и тогда на тебе оружие и иди воевать. Либо ты, значит, не наш, и тогда извини… куда тебя – в голову надо, да?