солнечный свет.
Он поставил ее на пол. Возможно, она хлопнется в обморок – это так естественно для принцессы.
Он впервые взглянул на нее – и сам едва не лишился чувств.
– Откуда у вас эта шляпка?
Юта молчала, забившись в угол у камина.
– Откуда у вас эта шляпка? Кто вы такая?
Юта шумно втянула воздух. Выдохнула со всей гордостью, на которую в этот момент была способна:
– Я принцесса!
Арман фыркнул. Когда он фыркал в драконьем обличье, из ноздрей его вырывались снопы искр. Сейчас он был в обличье человека, но Юта все равно не могла смотреть на него без содрогания.
Арман, глядя на нее, содрогался не меньше.
Да, витязь должен быть слеп, как крот, чтобы пожелать эту девку в жены! А уж поединок с драконом…
Перед внутренним взором Армана снова возникли бесформенные комки, скатывающиеся по склизкой поверхности. Усилием воли он отогнал видение.
– Я принцесса, – сказала Юта тихо и твердо.
Ничего, бодро подумал Арман. Ничего… Возможно, не все еще потеряно и, скажем, завтра удастся что- нибудь придумать. Или послезавтра… Но не сейчас, не теперь.
И, тщательно изгнав из головы все мысли, он сделал суровое, подобающее случаю лицо и сказал:
– Объявляю вам, принцесса, что отныне вы моя пленница. Сейчас я посажу вас в башню, где вы будете заточены до тех пор, пока… – он проглотил застрявший в горле ком, – пока не отыщется смельчак, который решится вас освободить… Если он вообще отыщется, – добавил он тише.
Юта взглянула на него расширенными глазами. Всхлипнула. Прошептала в отчаянии:
– Вы… Вы – мерзкое чудовище…
Арман снова фыркнул.
В западной башне, наименее разрушившейся, бил из-под камня родничок. Глиняная чаша полна была сухих лепешек, а рядом с соломенным матрасом сиротливо стояли огромные деревянные башмаки.
– Здесь? – спросила Юта дрогнувшим голосом.
Арману на мгновение стало ее жалко, но жалость тут же уступила место раздражению – он снова вспомнил, в какую историю влип.
Подтолкнув принцессу – она гадливо отстранилась – он захлопнул за ней кованую дверь. Постоял в наступившей тишине, громко произнес запирающее заклинание:
– Хорра-харр!
Юта, стоящая с противоположной стороны двери, услышала его удаляющиеся шаги.
Она закусила костяшки пальцев, переступая с ноги на ногу и не чувствуя холода онемевшими босыми ступнями. Весь ужас ее положения доходил до нее постепенно, толчками, и с каждым толчком она все больнее кусала пальцы, надеясь проснуться наконец и сказать с облегчением: какой странный кошмар!
Мелодично звучала вода, скатываясь по замшелым камням.
Юта угодила в темницу – глухую темницу дракона.
III
Полуденный воздух дрожит,
И море зевает в скалах.
Здравствуй, тоска.
Он проводил часы перед тусклым надтреснутым зеркалом, и в пыльной раме беспорядочно чередовались картины из жизни трех королевств.
В Верхней Конте царила растерянность и был объявлен траур; теребя подбородок, Арман смотрел, как бледная и постаревшая королева прикладывает платочек к глазам, как король сурово отдает какие-то распоряжения, как горько плачет маленькая Май и хмурится другая принцесса – Вертрана. Потом, подавшись вперед, он попытался расслышать, о чем там сообщают на площади глашатаи, но дрянное зеркало доносило лишь обрывки: «Отважится… закон… ее высочество… под венец…»
Глашатаи твердили одно и то же на всех площадях, как и вчера, как и позавчера, и так уже много дней. Но знатные юноши отворачивались и проходили мимо; лишь раз в зеркале обнаружился человек, готовый на подвиг – какой-то чумазый угольщик, у которого не было ни оружия, ни боевого коня, а только непомерные претензии и глупая мечта жениться на принцессе.
Арман подумал о пленнице почти с ненавистью. Сейчас он готов был поверить, что девчонка специально натянула чужую шляпку и подло поджидала его посреди площади, чтобы расстроить так тщательно продуманный и горько выстраданный план. Еще чуть-чуть – и он поверил бы, что она сама полезет ему в рот, лишь бы досадить.
Он застонал. Пусть посидит в башне, поделом.
Сначала все шло совсем неплохо.
