Он догнал ее на околице. Женщина обернулась, одарив нового знакомца все той же рассеянной улыбкой.
– Пойдем, где трава? – спросил он мягко.
Она снова тряхнула головой – с увядшего венка упало несколько мелких лепестков:
– Там холодный ручей… Совсем холодный, ледяной…
– Как тебя зовут?
Она улыбалась.
– Как тебя зовут? Тиар? Тиар твое имя?
Она легко и непринужденно положила руки ему на плечи:
– Ты красивый…
– Как твое имя?!
Она по-детски надула губы:
– Я полевая царевна… Ты не знаешь?
От нее действительно пахло травой. Душистым сеном и увядшими полевыми цветами.
– Ты – полевая царевна, – сказал он терпеливо. – Пойдем.
Он крепко взял ее за локоть – она не сопротивлялась. Пацаненок, наблюдавший из-за плетня на отшибе, издал приглушенный вопль удивления и поспешил прочь, ломая лопухи – видимо, звать родичей поглядеть на невидаль.
Игар ускорил шаг; босые ноги его спутницы ступали легко и уверенно. Так, под руку, они миновали крайний полуразвалившийся дом – Игар вздрогнул, потому что на единственной уцелевшей стене был во весь рост нарисован углем круглолицый парень в съехавшем на ухо берете, с диким испугом в глазах; неведомый художник был на диво искусен. Непонятно только, что заставило его изображать на столь бесполезных развалинах столь паскудную рожу с таким неприятным выражением страха…
Игар сжал зубы и подхватил женщину на руки; незажившее плечо дернуло, да так, что он еле сдержал стон.
Венок соскользнул с ее головы – она не заметила. Она не сопротивлялась, бормоча что-то о памяти и о ледяной воде, а он нес ее все скорее, потому что боль в руке становилась все жарче, а впереди уже маячил стог сена; в этот момент ему плевать было на сельчан, которых, конечно, через несколько минут набежит видимо-невидимо. У него есть эти несколько минут, он должен лишь убедиться, что эта женщина – не Тиар…
При этой мысли он ощутил нежданный приступ отчаяния. Вот ведь как сильна проклятая надежда, желание верить; что он почувствует, если, разорвав ее серую рубаху, не увидит под лопаткой этого самого родимого пятна?!
Он усадил женщину в сено; она казалась удивленной, но не испуганной. Волосы тонкой вуалью закрывали ей лицо – она беззаботно дула на них, по-девчоночьи раздувая щеки:
– Ты – из далекой страны? Из далекого леса?
– Да, – ему вдруг стало стыдно. Он причинит ей страх, может быть, унижение…
– Я из далекого леса, – он зашипел сквозь зубы, пытаясь найти удобное положение для подраненной руки. – Я – серый волк.
Подкатывающий приступ нервного смеха, несвоевременного и глупого, заставил его быстро-быстро задышать. Вдох-выдох…
Он развернул ее лицом к стогу, раздвинул пышные волосы и нашел шнурок-завязку на воротнике – вот как просто, оказывается. И не надо ничего рвать…
В этот самый момент он почувствовал полный ненависти взгляд. Будто кто-то всадил ему в затылок раскаленное шило.
Несколько секунд он пытался выбрать – довести ли дело до конца и обнажить ей спину либо сдаться и оглянуться; потом выбор сам собой отпал. Онемевшие пальцы выпустили кокетливый, с кисточками шнурок; закусив губу, Игар обернулся.
Человек был невысок и тощ, куртка его оказалась не сшитой, а грубо сплетенной из толстых шерстяных ниток; лицо казалось медным – от загара и от злости, потому что, при всей внешней невозмутимости, человек был исключительно зол. Сузившиеся глаза непонятного цвета прожигали Игара насквозь.
Игар молчал. Женщина завозилась в сене, тихонько засмеялась и села, рассеянно убирая с лица спутанные волосы; где-то там, далеко у заборов, толпились люди. Будет о чем поболтать в трактире…
Человек смотрел; Игар с необыкновенно точностью вспомнил ту картинку на стене обвалившегося дома: круглолицый парень, перепуганный до смерти, даже, кажется, слюна на нижней губе… Так никакой художник не изобразит, никто и не рисовал его, беднягу; «рисуночек есть – а человечка нету, во как!..»
Игар молчал.
Обладатель плетеной куртки медленно остывал. Лицо его из медно-красного становилось просто загорелым; возможно, на трезвую голову господин колдун придумает похотливому негодяю кару пострашнее. Игар с удивлением понял, что ему все равно – он согласен хоть на вечные муки, только бы ему позволили проверить, не Тиар ли сидит рядом с ним в сене и напевает под нос детскую песенку. Такое вот извращенное любопытство…
– Мы хотели пойти к холодному ручью, – ломким мальчишеским голоском сообщила женщина. – Там трава, и белый конь ходит…
Колдун протянул руку:
