Должно быть, действительно, теряет разум.
– А как ты считаешь, что-нибудь может удержать его от нового побега? – задала Ларвия логичный вопрос.
– Обещание свободы.
– Думаю, он уже знает цену римским обещаниям, – цинично заметила Ларвия.
– Уже составлены бумаги и подписаны у весталок.
Она молча смотрела па деда, не веря.
– Это правда. В них подчеркивается: если, охраняя тебя в течение трех лет, обеспечит полную твою безопасность, то получит свободу. Но, предположим, за это время я умру, то условия его освобождения останутся в силе, так как это включено в завещание.
– Дедушка, это же абсурд! Я не собираюсь брать этого человека к себе в дом ни при каких условиях, таково мое окончательное решение.
– Нет, возьмешь, Ларвия. Если ты откажешься, лишу наследства тебя и твоих будущих детей.
– Не нужны мне твои деньги, дедушка, Сеян оставил мне хорошее наследство.
– А если у тебя появятся мальчики, а я откажусь признать их? Они же не получат гражданства. Можно отказаться участвовать в обряде посвящения даже в случае смерти, записав это в завещание.
Ларвия молча смотрела на него. Да, таков закон, или еще один способ держать в повиновении римских женщин.
– Почему это так важно для тебя? – требовательно спросила она.
– Хочу быть уверенным, что кто-нибудь из моей семьи останется в живых. У Юлии не будет детей, но у тебя должны быть.
Она оказалась права, в конце концов, все определялось чисто эгоистичными целями.
– Но тебе же не удалось заставить меня снова выйти замуж, не так ли? – подчеркнула она.
– Выйдешь замуж после моей смерти.
– Ты так уверен?
– Абсолютно: ты сопротивляешься только из-за желания насолить мне.
Ларвия отвела взгляд.
– Кажется, ты недовольна моим вмешательством в твою жизнь, а также твоей сестры, считая, что это делалось ради меня? Но это не так. Я поступал, как считал нужным в то время. А сейчас прошу тебя уступить моей просьбе, чтобы мне спать спокойно, зная, что ты в безопасности, и моя династия не умрет.
– Вижу, ты очень веришь этому варвару.
– Верю в его огромное желание получить свободу. Ему все равно: охранять ли тебя или греческую горгону[14] Медузу, лишь бы быть уверенным, что в конце концов получит свободу. Он – вождь своего племени и сражался, как нубийский тигр, так мне рассказывали. Ярмо рабства не для его плеч.
– И, думаешь, он поверил тебе, что ты заполнил бумаги о его освобождении у весталок? – с сомнением спросила Ларвия.
– Он присутствовал при этом.
– Знает латынь? – удивилась она.
– Да. За восемь лет научился.
Ларвия упрямо покачала головой.
– Я не хочу лишаться свободы.
– Это раб, моя дорогая, и выполнит то, что ему прикажешь. Но, умоляю, бери его с собой, когда будешь выходить в город. Не хотел говорить, но вижу, что еще не убедил тебя: на меня уже дважды покушались, и опасаюсь, что твоя жизнь в такой же опасности.
– Покушения на жизнь? – прошептала она, начиная прислушиваться к его словам.
– Да. Всем хорошо известно, что ты в данный момент единственная наследница дома Каски, у которой могут появиться и дети. Моих сыновей нет в живых. Мой внук, твой кузен Гай, убит в Галлии, Юлия – весталка. Пожалуйста, прошу тебя, сделай это для меня.
Ларвия молчала. Ее упрямый характер проявился даже в этом, а кроме того, она не могла простить деду его вмешательство в их судьбы: ее и Юлии. Но если ее жизнь, действительно, в опасности… Ей рано пересекать реку Стикс[15] и встречаться с паромщиком.
– Что скажешь? – задал вопрос Каска.
– Можешь прислать его ко мне.
– Он уже здесь, ожидает в атрии.
– Уже?
– Я чувствовал, что сумею убедить тебя, и захватил с собой бумаги, подтверждающие, что он принадлежит тебе.
Ларвия изумленно покачала головой – старик любого умел подчинить себе.
