вкусное угощение, пожелал ей и Илспет спокойной ночи, взял свои вещи и последовал за мисс.
Мистер Браун снял ему комнату на чердаке дома, в котором жила миссис Тэйлор, женщина ростом в пять футов, худая как щепка и прославившаяся тем, что очень любила порядок в доме и всегда строго за этим следила.
– Располагайтесь, но попрошу вас не курить, не пить и не водить к себе девушек, договорились? – сказала хозяйка.
– Да, миссис, – устало ответил засыпающий на ходу Дэниел.
– Вот и решили. Только поддерживайте в комнате порядок. Я не собираюсь каждый день карабкаться наверх, чтобы убирать у вас.
Новая комната была совсем небольшой, но такой чистой и уютной, кровать достаточно жестковата, но постельное белье было без единого пятнышка. После всей этой утомительной дороги Дэниел, наконец, почувствовал, что ему повезло. Усталость свалила его, и он с большим удовольствием растянулся на кровати. На следующее утро, когда ночной кошмар постепенно отпустил его, Дэниел почувствовал себя хорошо отдохнувшим и полным сил и желания начать новую жизнь.
Он подошел к окну и увидел бесконечную череду крыш и труб, а над ними вырисовывалась голубая полоска неба.
В распоряжении Дэниела были таз и кувшин с водой. Он умылся, затем надел чистое белье. Тщательно убрав за собой, Дэниел надел кожаную куртку и в кармане нашел окровавленный носовой платок. Тонкий батист, отороченный по краям белоснежным кружевом, в уголке вышита монограмма. Платок все еще хранил аромат тончайших духов. На Дэниела нахлынули воспоминания. Как она прекрасно выглядела: белое шелковое платье, что-то воздушно-розовое на плечах, в ушах бриллиантовые огоньки. А как она смеялась в тени деревьев… Смеялась над ним, Дэниелом Хантером, – дочка Эверарда Уориндера… Будь он проклят, если когда-нибудь еще вспомнит эту богачку!
Он пренебрежительно скомкал платок и поискал глазами, куда бы его выбросить. Не найдя ничего лучшего, Дэниел резким движением выдвинул ящик комода и засунул платок туда, с шумом закрыв ящик.
Идя по Райской аллее, Дэниел душой и телом осознавал, как ему повезло. Кружевные занавески закрывали окна первого этажа, ступеньки крыльца казались белыми и светились чистотой. Все это бросалось в глаза своей роскошью по сравнению с неподалеку стоящими домами, разбитые окна которых были затянуты тряпками или прикрыты коричневым картоном. В дверях не было ручек, а то и замков, возле дверей текли на дорогу грязные ручейки помоев. Дэниел привык к трущобам, но совсем не ожидал увидеть ту же нищету здесь, в Лондоне, и это наполнило его беспомощным гневом к равнодушным властям, допускающим такое.
Миссис Тэйлор, хозяйка комнаты, где он поселился, напоила его чаем и накормила кашей. Еда была несколько безвкусной, но главное – горячей и питательной, и Дэниел с благодарностью все съел. Поблагодарив миссис Тэйлор за заботу, он отправился искать овощной магазин мистера Брауна.
Дэниел вскоре без особого труда отыскал его. Когда-то маленький магазинчик, теперь он разросся почти вдвое, и на прилавках здесь можно было найти все, что душа пожелает, – от овощей и консервов до плиток ириса, которые готовились миссис Браун и Илспет дома на кухне и продавались по полпенни за плитку.
Слева в магазине торговали более дорогим товаром, и именно там Дэниел и нашел Илспет, которая аккуратно упаковывала товар в бумажные пакеты.
– Папа во дворе, помогает разгружать товар, – сказала она, робко улыбнувшись Дэниелу. Он ответил девушке тем же, тем более, похоже, что им скоро придется работать вместе. Улыбка смягчила его жесткие черты лица.
– Спасибо, я тогда пойду сразу в школу, – сказал Дэниел.
Глядя ему вслед, Илспет подумала о том, насколько же он привлекательнее предыдущего учителя.
Илспет была невысокого роста пухленькой девушкой, с пепельно-серыми кудряшками, которые ей приходилось накручивать на бумажные «бигуди» каждую ночь. Она надула в задумчивости губки и почему- то равнодушно отодвинула в сторону плитку шоколада, которым с таким удовольствием лакомилась до прихода Дэниела.
Снаружи здание школы выглядело неприметным. Оно было выстроено много лет назад и теперь было грязно-желтого цвета. Но что являлось, по мнению многих, самым главным, так это была чистота, поэтому учащиеся школы скоблили, мыли и чистили ее, и делали это, похоже, довольно часто.
Подойдя поближе, Дэниел увидел двух подростков, идущих ему навстречу: одного с ведром мыльной воды, а другого – со щеткой и тряпкой.
Когда он представился им, ребята устало кивнули в ответ, и в течение какой-то минуты, пока учитель и мальчики приглядывались друг к другу, умудрились опрокинуть у его ног это злополучное ведро. Брюки Дэниела были по колено в мыльной воде. Отпустив мальчишкам по затрещине, Дэниел спокойным тоном сказал, что если они уже закончили мыть пол, то могут идти отдыхать, все остальное он сделает сам.
Дэниел не знал, как он будет управляться с детьми, особенно если учесть тот факт, что среди них немало таких оболтусов. Но все же кое-какой опыт у него был. Последние два года его бывший хозяин по требованию закона вынужден был организовать при фабрике школу для детей рабочих, и Дэниел, часто назначаемый воспитателем, к своему собственному удовольствию, обнаружил в себе способности быстро находить общее детьми и поддерживать кое-какую дисциплину. Дэниел считал, что с детьми нужно часто допускать мягкость, строго не наказывать. Вот и сейчас, отпустив мальчишек, он покорно вытирал пол, то и дело отжимая воду в ведро, а сам размышлял.
Дэниел подумал, что деньги, заработанные им на ярмарке, помогут продержаться до начала занятий в школе. А еще у него будет время на поиски сестры. Занимаясь уборкой, Дэниел мыслями вернулся в тот роковой день, когда умирала его мать, а он сидел возле ее кровати и в отупляющем горе слушал ее шепот.
– Позаботься о Кейт, Дэниел, у нее, кроме тебя, нет никого во всем свете… и еще… я никому не говорила этого, но сейчас пришло время… – продолжала женщина таким тихим, слабым голосом, что он едва различал слова. Слова, которым боялся верить, которые раскрывали тайну, врезавшуюся в испуганную память одиннадцатилетнего мальчика одним роковым именем – Эверард Уориндер. Дэниел много лет хранил эту тайну, мысленно возвращаясь к ней время от времени и испытывая чувство холодного страха.