отсветы скрытого огня. Саре хотелось привстать на цыпочки и прижаться своими губами к его, и неожиданно она поняла, что задирала его с единственной целью – чтобы он обратил на нее внимание, – пусть даже гневное. С досадой она поняла, что ей это плохо удается. Пока между ними стоит Норман, ничего другого, кроме раздражения их отношения не сулят. Она проложила себе локтями дорогу сквозь группу индейцев и схватила мачете и шлем своими покрытыми волдырями руками. Индейцы расступились, и она снова лицом к лицу оказалась с Морганом.
– Ну? – потребовала она.
– Что «ну»?
– Чего вы ждете?
– Чтобы вы определили, кто, черт побери, возглавит эту жалкую группу.
– Вы, конечно… за это я вам и плачу…
Морган велел индейцам поднять груз. Аборигены двигались неохотно, переговариваясь между собой, вынуждая Моргана повторять свои приказания. Неожиданно Сара почувствовала укол совести. Морган ни в чем не был виноват. Если бы она слушалась его с самого начала, они бы находились в безопасном и уютном мире Джорджтауна. Ну, возможно, не совсем в уютном. Без сомнения, особняк был передан новому губернатору. Возможно, вещи ее отца продали с аукциона…
– Сара, вы уже приняли свой хинин? – спросил Морган.
Поморщившись, она проглотила лекарство. Ее собственный хинин унесла река. Однако Морган достал свой запас, объяснив, что у него много.
Он не брился несколько дней. Выглядел неважно, пропотевший, грязный, в изношенной одежде, с рассыпавшимися по плечам волосами. Он сам напоминал дикаря. Ружье, висевшее у него за плечами, и нож у бедра, лишь усиливали сходство. Вспоминая те ночи, когда она в состоянии невменяемости танцевала среди индейцев, она почувствовала, что покраснела. Она считала его дикарем, однако он ни разу не воспользовался ее состоянием, как бы она ни дразнила, ни соблазняла его, пользуясь своим опьянением как приманкой. Она пришла в ужас от мысли, что он будет спать с одной из индианок, предложенных ему вождем, но он никого не пожелал. Наверное, есть все-таки Бог, прислушивающийся к молитвам в этом безбожном месте.
Первым признаком того, что они не одни, явилось, как всегда, молчание животных, прекратившееся пение птиц. Шорох листьев над их головами напоминал стук высохших костей на кладбище. Они только что проснулись, разбуженные москитами. Кан растолкал Моргана, Морган Генри, а Генри Сару. Они заметили, что их группа уменьшилась еще на три человека и вскоре они обнаружили почему. Отсутствующих нашли неподалеку от лагеря, обезглавленными.
Морган подобрался к корзинам с ружьями, упал на колени и, откинув крышку, полез за пулями. Он раздал их окружающим и велел наполнить ими карманы и проверить ружья. Видя, как Морган пытается встать, Генри спросил:
– С вами все в порядке?
– Насколько можно ожидать в данных условиях.
– Они бессильны против наших ружей.
Морган опустился на землю, прислонясь к подножию дерева, его глаза смотрели на Сару.
– Подойдите сюда.
Дрожа, она опустилась рядом с ним.
– Вот так-то, Солнышко.
Она кивнула и внимательно посмотрела на его пылающее лицо, встревоженная тем, что его обычно ясные глаза мутно глядели из-под тяжелых век.
– Морган, – прошептала она, – что с вами?
– Немного устал. И рука жутко болит.
– Хотите немного айахуаски?
– А вы потанцуете для меня, если я соглашусь?
– Если вы пообещаете станцевать вместе со мной.
– Не думаю, что у меня хватит сил. Простите, – он коснулся ее лица. – Мне не следовало приводить вас сюда.
– Мне не следовало просить вас об этом.
Он бросил взгляд на лес через ее плечо, пытаясь сосредоточиться на какой-то важной мысли и не в состоянии сделать это. Он так устал. Усталость так и не прошла с тех пор, как они с Сарой преодолели завалы. Его чувства были притуплены, а мышцы болели. Даже если бы все индейцы ксаванте, населяющие Жапуру, ринулись на них, ему было бы наплевать, – лишь бы полежать и отдохнуть.
Прохладная рука Сары коснулась его лица.
– Вы в самом деле здоровы?
– Предельно. Я просто думал о вас с Норманом и о доме, полном детей.
– Только не в доме Нормана. Он не любит детей.
– А вы? – спросил он.
– Очень. Я всегда мечтала иметь их целую дюжину.
– Они – божий дар этому миру. Так говорила моя мать, пока…
– Пока?
