Они ехали по Риджуэю и молчали. Напряжение росло между ними, по мере их приближения к Эйвбери. Сара не хотела сама начинать разговор. Ей не хотелось и поддерживать его. Фолкнер был этому рад. Ну как, во имя всех святых, ему извиниться за то, что он лишил ее девственности? А в том, что она была девственницей действительно, у него не было ни малейшего сомнения. И в то же время — страстной, жаркой и нежной женщиной, о которой только может мечтать мужчина. Удивительное сочетание, удивительная женщина. Удивительный день, когда мир, вдруг ни с того, ни с сего, перевернулся вверх дном. И все прежние убеждения, в соответствии с которыми он строил свою Жизнь, оказались полнейшей бессмыслицей, рассыпались в прах.
Негодяй уловил смятение, царившее в душе хозяина, испуганно дернулся. Фолкнер успокоил его легким прикосновением ладони. Они приближались к деревне. Он искоса пристально взглянул на Сару. Она казалась воплощением спокойствия. Ни одна волосинка не выбилась из прически. Словно там, на холме, не произошло ничего из ряда вон выходящего.
Лишь чувство глубокой умиротворенности во всем теле и блаженные отзвуки, испытанного им наслаждения, свидетельствовали, что все это — правда.
Неожиданно ее брови, гордо очерченные, словно крылья птицы, сошлись в ниточку. Ага, наконец-то, первый признак тревоги. Но она совершенно не смотрела на него и даже — не в пространство. Она пристально смотрела на…
— Кто это? — спросил Фолкнер.
— Дейви Хемпер, сын миссис Хемпер. И с чего это он так вырядился?
Парень действительно был одет куда более пышно, чем Фолкнер когда-либо видел. На нем была новая шляпа, камзол и белоснежная рубашка, отменно сшитые панталоны и башмаки, которые не посрамили бы самого Криспина.
— Не иначе, у него в карманах завелись деньжата?
— Тем лучше для него. Послушайте, нам несомненно необходимо…
Сара пропустила мимо ушей его замечание и, чтобы не продолжать разговора, погнала кобылу вперед. Фолкнер что-то сердито бормотал себе под нос. Вот уж воистину несноснейшая особа. Ее больше интересует, как расфуфырился этот мальчонка, нежели то, что произошло между ними. Однако и впрямь, нечасто случается, чтобы деревенским парням удалось получить за услуги звонкую монету. Фолкнер догадывался, что в деревне, скорее всего, за услугу расплачиваются услугой. И где Дейви умудрился подзаработать себе на новое платье?
Несмотря на события этого дня, Фолкнер все-таки не забыл, зачем, собственно, он прибыл сюда. Его начали терзать угрызения совести, как только он подумал, чем занимался, вместо того, чтобы распутывать улики и факты. Он предпочел предаться любовным утехам с леди Сарой.
Необходимо срочно сменить линию поведения. Он еще ни разу в жизни не уклонялся от выполнения долга и не собирался изменять своим правилам. Однако он все равно не мог тотчас бросить Сару и заняться делом, будто ничего не случилось.
Сара сама решила эту проблему. Когда они подъехали к гостинице, она спешилась и сказала:
— Будьте добры, передайте сэру Исааку, что я зайду попозже справиться о его здоровье.
Фолкнер смог только кивнуть головой. А она, как ни в чем не бывало, направилась домой. Он замер, удивленно и, чему немало изумился, обиженно глядя ей вслед. Сказать по правде, он даже разозлился. К тому времени, как он расседлал лошадей и поставил их в стойло, внутри него все кипело от ярости. Громко топая, он прошел в зал гостиницы и, заказав себе кружку эля, сел на первый попавшийся стул.
Как она посмела вести себя таким образом? Неужели она и в самом деле столь бесчувственна, если развернулась и ушла, ни словом, ни жестом не дав ему понять, что случившееся небезразлично ей? Ему очень хотелось знать, какое чувство у нее сейчас в душе: сожаление или радость? Прекрасно, пусть поступает, как ей вздумается. Он сейчас допьет свой эль и отправится на поиски констебля Даггина и Дейви Хемпера. Необходимо встретиться и поговорить с помощником викария Эдвардсом. И раз уж он взялся за дело, то надо хорошенько расспросить пухлую особу, владелицу лавки. Чтобы до отъезда узнать все, что только возможно и невозможно, об Эйвбери и ее обитателях. Если среди них затесался убийца, ему не избежать возмездия. И черт побери эту Сару.
С опаской глядя на Фолкнера, к столику подошла Аннелиз. Он тотчас догадался, что пугает всех своим зловещим видом, и вы давил некое подобие улыбки. Аннелиз поставила перед ним кружку и поспешила унести ноги.
Он вздохнул и тотчас же позабыл о ней. Эль был прохладный и свежий. Однако Фолкнер не собирался засиживаться. Отпив из кружки лишь половину содержимого, он поднялся. Но в этот момент на улице раздался грохот. Прибыла карета из Бата.
Вздымая за собой шлейф пыли, звякая упряжью и дребезжа, карета въехала во двор гостиницы и остановилась. Морли выскочил, не мешкая, навстречу, чтобы поприветствовать пассажиров. Фолкнер вышел следом. Небрежно прислонился к притолоке и скрестил руки на груди. С мрачным видом Фолкнер наблюдал за поднявшейся во дворе суматохой.
Публика прибыла разношерстная. Несколько бродячих торговцев, какая-то измученная женщина с маленьким ребенком, два щеголеватых молодых человека. Молодые люди с нарочитым усердием принялись размахивать перед собой носовыми платками и громко жаловаться на дорожные неудобства.
— Не езда, а сущее наказание, — сказал тот, что был пониже ростом. — Ума не приложу, как тебе удалось уговорить меня ввязаться в эту авантюру?
— Исключительно, ради острых ощущений, дружище, — ответил его спутник. — Теперь тебе будет о чем рассказать и на что пожаловаться в клубе, каким-нибудь приятным вечерком.
— Ничего подобного, Баффер. Но мы уже прибыли на место. А это — самое главное. Ты уж прости меня, если я с трудом, но сдерживаю желание броситься лобызать землю.
Баффер — ну и имечко, черт возьми, — театрально вздохнул и обратился к Морли:
— Эль, дружище. И чем больше, тем лучше. У меня в горле запеклось, словно в песках Аравии.
Трактирщик нахмурился. Как бы между делом, провожая торговцев в гостиницу, он заметил:
— Вы оба получите эль, но лишь тогда, когда в моей руке окажется монета. Но не раньше. Не раньше.
Лошадиное лицо Баффера залилось краской негодования:
— Вы в своем уме? Как вы смеете так со мной разговаривать?
— Представьте себе, смею. После того, сколько мне задолжали вы и вам подобные. А теперь ступайте прочь и не возвращайтесь, пока не найдете способ рассчитаться со мной.
Уязвленный молодой человек сжал кулаки и сделал шаг вперед. Глаза сверкали злобой. Фолкнер пристально наблюдал за ним. Он и раньше встречал подобных. Вспыльчивые и заносчивые, они не способны уладить скандалы единственным, но самым действенным способом — просто рассчитаться с долгами. Это легко могло подтолкнуть молодого человека к насилию.
К счастью, приятель отличался от него благоразумием, хотя и не намного, он принялся уговаривать Баффера:
— Ну что ты так переживаешь? Подумаешь, что такого он сказал? — он дергал друга за рукав. — Пойдем отсюда.
— Никто не смеет так со мной разговаривать, не то, что какой-то жалкий зачуханный трактирщик. Я не потерплю…
— Прошу тебя! Какая разница? Пойдем, — он снова настойчиво потянул друга за рукав. Тот нехотя подчинился и позволил увести себя. Однако перед тем, как исчезнуть, еще разок глянул на Морли с ненавистью и негодованием.
В ответ трактирщик выразительно плюнул на то место, где до этого стояли молодые джентльмены. После чего, с чувством исполненного долга, поспешил вслед за своими клиентами. Фолкнер остался стоять, размышляя о только что увиденной сцене.
И все-таки он не настолько увлекся, чтобы при этом не замечать окружающих. Аннелиз выглядывала из-за угла гостиницы, в отчаянии прижав к груди кулачки. На ее милом личике застыло выражение чувства полной безысходности.
Фолкнер подошел к ней, прокашлялся. Он опять убеждался в том, что женщины совершенно недоступны его пониманию. Но, по крайней мере, Аннелиз слеплена из куда более знакомого ему теста, нежели, столь
