пребывания здесь.
— Не понимаю, какое вы можете иметь отношение к этому. Сэр Исаак…
— Мне кажется, у него самые разные друзья. Не желаете ли выпить чашечку чая?
— Чая?
— Мне думается, это все, что я могу вам предложить, — тихо сказала она и повернулась. Ее пышная юбка колыхнулась вокруг ног. Не оборачиваясь, она стала взбираться по мшистому склону. Он зашагал ей вслед.
Казалось, глаза доброй миссис Дамас готовы были выкатиться из орбит — с таким удивлением она вытаращилась на свою хозяйку и высокого темноволосого господина, которого та привела с собой. Руперт крутился у их ног, изо всех сил пытаясь первым протиснуться в гостиную. Наконец, он прорвался вперед и плюхнулся на пол у кресла. Положив голову на скрещенные передние лапы, внимательно уставился на гостя.
— Чай, — повторила Сара. — Я знаю, еще рановато, но господин, э-э, сэр… — она умолкла, не зная, как же ей величать гостя.
— Сэр, — скромно подтвердил Фолкнер. Это был титул, завоеванный кровью во время побоища при Бленхайме. Фолкнер имел полное право гордиться им.
— Сэр Уильям прибыл сюда из самого Лондона.
— Подумать только, — пробурчала миссис Дамас, — ехать в такую даль, — ее взгляд метался с хозяйки на гостя и обратно, — чтобы только попить чаю.
Сара присела на кушетку и жестом указала на стул.
— Помимо всего прочего, — ответил Фолкнер и уселся на стул, перешагнув через разлегшегося на полу Руперта. Он аккуратно расправил под собой края камзола. Коричневые панталоны плотно облегали его ноги. Начищенные ботинки блестели, как зеркало, за исключением тех мест, где на них налипла глина, когда он бродил у ручья.
Миссис Дамас удалилась хлопотать насчет чая.
Они остались одни, если не считать Руперта и канарейку, которая, склонив набок свою крошечную головку, пресерьезнейше разглядывала Фолкнера.
Воцарилось молчание. Ему было достаточно легко смотреть на нее. Но вскоре он обнаружил, что это ее несколько смущает, хотя она изо всех сил старалась не выдавать своих чувств.
— Вы давно знакомы с сэром Исааком? — спросил он, более ради поддержания беседы, нежели из искреннего любопытства. Кроме того, ему хотелось снять неожиданно возникшую напряженность. Тем временем мысли лихорадочно кружились у него в голове.
Что же он успел узнать? Этот дом действительно принадлежит ей. Здесь не было заметно присутствия мужа или хотя бы одного из родителей. Экономка относилась к ней с любовью, словно к ребенку. Однако — уважительно. Собственность, сама по себе, говорила о достатке, но без показной роскоши. Это была именно та уютная деревенская жизнь, которую часто предпочитают люди, не желающие подвизаться при дворе.
Но почему же она не замужем? Ему не терпелось узнать, как можно подробнее, о ее жизни. Он просто сгорал от любопытства.
— С месяц, — ответила она, — или чуть больше. Он прибыл, по его словам, в Эйвбери на отдых.
«Неужели? Ну, да. Сэр Исаак, знаток механики, который заварил всю эту кашу». Фолкнер теперь мог с трудом представить себе его облик, так внезапно его затмил другой образ.
— И он действительно отдыхал?
— Ни минуты. Кажется, он совершенно очарован нашими руинами. И посвящает им каждый час своего бодрствования. А я оказалась зачислена ему в помощники при проведении исследований.
Темная бровь вопросительно изогнулась.
— Ив чем же состоит ваша помощь?
— Мне трудно объяснить, — призналась она с улыбкой, — чаще всего я просто хожу за ним следом и заношу его измерения в блокнот.
— По-видимому, этим вы и занимались, когда наткнулись на мертвого цыгана?
— Да. А что, если не секрет, сообщает сэр Исаак в письме к герцогу?
Фолкнер вкратце пересказал ей содержание. Когда он закончил, Сара вздохнула.
— Я должна принести вам извинения, сэр Уильям. Верно, эти два убийства сильно меня встревожили, но я понятия не имела и не могла предположить, что сэр Исаак предпримет такой шаг.
Она подняла глаза и добавила:
— И что все это будет иметь такие последствия.
— Безусловно, вам известно, что это влиятельный человек?
— Я не настолько наивна, чтобы не догадываться о его положении в обществе. Но то, что герцог послал вас сюда…
— То есть, как я понимаю, в этом не было необходимости?
— Нет, не совсем так. Сказать по правде…
Но то, что она собиралась сказать, так и осталось недоговоренным. Вернулась миссис Дамас и принесла тяжело нагруженный поднос. Поставив его на столик возле них, она застыла, сложив руки на животе и пристально посмотрела на беседующих.
— Кто будет разливать чай, мистрис, я или…
— В этом нет необходимости, благодарю вас.
— Мне не трудно.
— Мы сами справимся.
— Чайник полон.
— Благодарю вас. Мери, — проворковала Сара, — но я действительно справлюсь сама.
И хотя было ясно, что экономку эти слова не убедили, выбора у той не оставалось. Ей пришлось довольствоваться возможностью одарить Фолкнера суровым взглядом.
— Как прикажете, мистрис.
— Какая внимательная прислуга, — заметил Фолкнер, когда они снова остались одни. Но не совсем одни. Дверь в гостиную осталась открытой. И за ней мог притаиться кто угодно.
— И любопытная, — добавила Сара. Она изящным движением подняла чайник, чтобы наполнить чашку. — У нас тут нечасто бывают визитеры из Лондона. Вам сахара?
Он покачал головой и взял чашку у нее из рук. Миссис Дамас превзошла самое себя. На подносе были и изысканные сандвичи, и сладкие пирожные, которых бы с лихвой хватило для полдюжины гостей. У Фолкнера во рту ничего не было с предыдущего вечера. Он, пожалуй, предпочел бы что-нибудь посущественнее. Однако взял сандвич, дабы не показаться неучтивым. Хлеб был свежим, а ветчина просто отменнейшая. Он потянулся еще за одним.
— Вы говорили о том, что необходимо провести тщательное расследование убийств.
— Констебль Даггин — честный человек, но, как мне кажется, он пошел по пути наименьшего сопротивления.
— Ив чем это выражается?
— Он говорит, что цыган убили их же собратья.
— Что ж, это умозаключение не лишено смысла. Большинство жертв убийств, как правило, пали от рук своих близких.
— Да, но цыгане навещали эти места на протяжении нескольких поколений. И если не считать, что время от времени у деревенских хозяек пропадали куры, они вели себя вполне мирно.
— До этого самого случая.
— Да, — мягко подтвердила она, — до этого случая.
И снова тишина. Зато на этот раз без всякого напряжения. Он был человеком, привыкшим к одиночеству. И впрямь, время от времени искал уединения, будто пытался установить в своей жизни некое равновесие, без которого ему никак не обойтись. Одной из причин, почему он избегал женского общества, была чрезмерная склонность женщин к пустой болтовне. Им всегда требовалось знать, что он думает в данный момент или чем он занят.
Но только не мистрис Сара Хаксли. Она просто сидела, потягивала чай и ждала, когда он
