как она мечтала когда-то. Девушка надеялась, что не пробудет здесь слишком долго.
Досадуя, она кусала губы. Нужно побыстрее убраться из Каньон Спрингс. И сделать это прежде, чем Макбрайды обнаружат ее. Она знала, что Джефф всюду разыскивает ее. А Ник, по всей видимости, еще не вернулся. Она поежилась, вдруг представив, как он разъярится. Сощуря глаза, убежденно решила: то, как живет она, его абсолютно не касается. Но если все обдумать трезво и всерьез, то все-таки касается. Если даже она не хочет иметь больше с ним дел, то, фактически, все еще является его женой.
Саманта гордо и решительно выпрямила плечи. У нее нет выбора. Кстати, если бы он оставил ее тогда в дилижансе, она не очутилась бы здесь. А была бы там, где ей надлежало. И если бы не его с Джеффом глупая шуточка, она знала бы к кому обратиться за помощью, и есть ли у нее где-нибудь родная душа.
К сожалению, другой работы для нее не нашлось. Она, конечно, не собирается заниматься ею всю жизнь, и кое-кто сочтет эту работу не вполне приличной. Но, во всяком случае, это работа честная.
Ей нужно заработать хотя бы на билет. Конечный пункт не имеет никакого значения, лишь бы подальше от Каньон Спрингс. Куда угодно. Даже, если она и не имеет ни малейшего представления о том, что будет делать там, куда приедет.
Выцветшее, но чистое одеяло на железной кровати с одной стороны сморщилось. Она подошла и разгладила складки ладонью. Выпрямившись, в который раз оглядела комнату. Все было чисто, в возможно идеальном порядке. Все, кроме ее жизни. Жизнь оказалась неудачной и несчастливой.
Она взяла со шкафа турецкий веер, стала махать им перед собой, надеясь чуть-чуть освежиться. Но веер был ветхий, перья разлетелись по всей комнате, тщательно уложенная прическа разлохматилась. Положив веер на место, Саманта посмотрела на закрытую дверь. Может распахнуть?
«Нет, если открыть дверь, они подумают, что я принимаю посетителей».
Она поежилась при этой мысли, потом посмотрела на стену, противоположную двери, и решительно сощурила глаза.
«Может быть, попробовать открыть окно?»
Подойдя к отверстию, которое было слишком маленьким, чтобы его можно было называть окном, отодвинула заштопанную кружевную занавеску, поднатужилась и изо всех сил потянула на себя перекошенную раму. Рама громко заскрипела и распахнулась.
По улице прогрохал фургон. Облако пыли взвилось в воздух, влетело в комнату. Дождавшись, когда пыль осядет, Саманта помахала рукой и облокотилась на подоконник. Выглянула на главную улицу. Слабый ветерок обвевал ее разгоряченное лицо, ласкал волосы.
Город жил своей обычной ночной жизнью. Магазины были закрыты. Редкие прохожие торопливо пробегали по улице. Грубый смех, звон посуды, да треньканье пианино слышались из салонов, соблазняя заглянуть туда тех, у кого еще звенели в карманах несколько монет.
На другой стороне улицы, полураздетые, раскрашенные, как куклы, девицы из «Красной Собаки», устроились на балконе, зазывали и соблазняли проходящих мужчин.
Саманте стало нестерпимо стыдно. Щеки загорелись. Она отдернула голову, боясь, как бы ее не приняли за одну из таких девиц.
В тени здания, в стороне от «Красной Собаки», неторопливо прохаживался мужчина. Саманта нахмурилась, вспомнив, что несколько дней назад она сама стояла на этом самом месте. Шляпа у мужчины была низко надвинута на лоб и скрывала лицо. Он бродил как-то лениво и бесцельно. В темноте плавал туда-сюда красный огонек.
«Что он делает? А вдруг наблюдает за моим окном?»
Саманта испуганно отстранилась от окна, вздрогнула от этой мысли. Но тут же ее внимание отвлекло громкое гиканье. Молодые всадники мчались вдоль улицы. Победители резко остановили своих коней у финишной отметки, которой служил верстовой столб. Они стали дружно хохотать и подшучивать над ковбоем, который прискакал последним. Потом спешились, стряхнули пыль с одежды, привязали коней и скрылись из вида под крытым крыльцом, над которым и находилась ее комната.
Субботним вечером ковбои хотят повеселиться в городе.
Саманта невольно улыбнулась. Они напомнили ей Джеффа. Странно, ей, наверное, надо было возненавидеть его. Она грустно вздохнула. Этот шалопай втянул ее в такую историю. По его вине она теперь страдает. Но вовсе не испытывала к нему ненависти. Джефф есть Джефф. Не мог он долго оставаться бездеятельным. Ему обязательно нужно что-то придумывать. После он будет искренне раскаиваться, если кому-то из-за его проделок будет плохо. Такой уж он уродился. Как птицы не могут не петь, так и Джефф не может не развлекаться.
Она снова вздохнула, и, не обращая внимания на уличный шум, подняла глаза на пылающее вечернее небо. Солнце скрылось за снеговыми вершинами Альта Пик. Они были окрашены последними лучами в землянично-розовый цвет. Опустив ресницы, словно отгородившись от грубой и горестной действительности, Саманта представила себя на ранчо у подножия горы. Она снова начала мечтать.
Сейчас бы она сидела на ступеньках крыльца, а вечерний ветерок освежал ее лицо. Она с удовольствием бы слушала стрекотание сверчка, вечерние серенады лягушек. А из темного леса на пастбище вышла парочка оленей, чтобы полакомиться сладкой травой. Они ходили бы по лугу грациозные, прекрасные, как сказка.
В чистом горном воздухе витает густой аромат полевой гвоздики и терпкий запах сосновой хвои. Ее муж вышел бы из дома, сел рядом с ней. Вместе они бы стали наслаждаться покоем и тишиной. И перебрасываться только им понятными фразами. А внутри нее шевелится зародившаяся новая жизнь. Она будет улыбаться, твердо уверенная в том, что именно здесь, в этом месте нужно сохранять и умножать свою семью.
Из-под опущенных ресниц выкатилась горячая слезинка. Медленно поползла вниз по щеке. Саманта подняла руку и стерла слезу пальцем. А вместе с ней – и мечты о том, чему никогда не сбыться.
Сердце снова заболело. Да, шути не шути, сердце Саманты пронзила Огненная Стрела из Чиянны. Она заплакала. Она все еще любила его.
– Будь ты проклят, Ник Макбрайд, – плакала она, до сих пор ей не верилось, что она могла быть такой глупой и довериться этому жестокому человеку.
Из соседней комнаты донеслось тоненькое хихиканье и грубый мужской смех. Эти звуки мгновенно вернули ее к жуткому настоящему. На улице совсем стемнело. Саманта, сдерживая слезы, неохотно отвернулась от окна.
Она подошла к дубовому шкафу, стала с неприязнью рассматривать себя в захватанном, немытом зеркале. Намотала на палец непокорную, выбившуюся из прически прядь, уложила ее к остальным волосам, концы которых шелковистыми спиралями ниспадали на плечи.
Внутри у нее стало волной подниматься отвращение к тому, что предстоит. Ее затошнило. Страх сковал все внутри ледяными пальцами. Она ухватилась за угол шкафа, чтобы не упасть, пальцы у нее побелели. Переживет ли она все это?
Выбора у нее не было. Она не могла… Да и ни за что не вернется назад на ранчо. Она не будет зависеть от Макбрайдов. Она заработает и соберет нужную сумму на билет.
Эта работа оказалась единственной, какую она смогла найти. Хозяин отеля оказался добрым человеком и предложил ей кое-что починить и пошить. Но Саманта понимала, что ему, вообще-то, ее работа не нужна. Она бы могла остаться у него, ничего не делая. Но гордость не позволяла ей этого. Она сама должна зарабатывать себе на жизнь. Поэтому, когда она все починила и прожила у него какое-то время, то стала искать другую работу.
Вздохнув, она отвернулась от зеркала и села на кровать, закрыв лицо ладонями. Матрас громко заскрипел под тяжестью ее тела. А в соседней комнате такой же матрас уже давно ритмично скрипел под стоны и хихиканье обитателей.
Она старалась не обращать внимания, не прислушиваться к этим звукам. Посидев на кровати и слегка успокоившись, достала черные чулки в сетку, собрала один пальцами, натянула на свою стройную ногу. Придержав чулок рукой, надела черную шелковую подвязку с красной розочкой и натянула ее вместе с чулком до бедра. Так же надела чулок на другую ногу. Обулась в хорошенькие черные лайковые туфельки на высоких каблучках.
Стала перед зеркалом, расправляя складки на неприлично короткой юбке. Поворачиваясь, оглядывала себя со всех сторон. Она густо покраснела. Да, конечно, она действительно выглядит, как наглая
