Жар девушки еще более усилился, несмотря на обтирания холодной губкой. Жан Поль послал работника за доктором, но все они опасались, что он не успеет вернуться и спасти ее.
– Кто эта Джулия, которую она все время зовет? – спросил Жан Поль Шона.
– Это та женщина в Нашвилле, которая приютила Диди, когда она впервые оказалась в городе.
Жан Поль положил руку на плечо Шона.
– Шон, сейчас вы ничем не поможете Диди, и я думаю, что, может, эта Джулия сможет что-то сделать. Почему бы вам не съездить в Нашвилл? Может быть, вы сможете привезти сюда эту леди…
Шон пулей вылетел из комнаты, явно почувствовав от этого облегчение. Аурэлия упрекнула мужа.
– Зачем ты это сделал, Жан Поль? Шон должен быть здесь, со своей женой.
– Парень буквально разваливался на части, ему нужно было чем-то заняться. И потом, эта женщина, Джулия, – единственный человек, который есть у Дайаны, кроме нас, и я действительно думаю, что она сможет помочь девочке справиться с этой болезнью быстрее.
Жан Поль погладил жену по руке.
– Ты не подходишь на роль сиделки для Диди, дорогая. Посмотри на себя. Ты такая бледная и вся дрожишь. А Пруди нужно заботиться о ребенке. Если Шону удастся привезти Джулию в Монкер, нам всем будет только лучше.
– Я так боюсь за нее, Жан Поль, – сказала Аурэлия, снова начиная плакать. – Ты только посмотри на нее, она лежит как мертвая! Как бы я хотела, чтобы Андрэ был здесь! Он бы знал, что делать.
Аурэлия плакала и поэтому не заметила боли, которая мгновенно появилась во взгляде ее мужа.
– Андрэ вместе с другими игроками уехал на золотые прииски. И он теперь не уедет из Колорадо, пока ему будет кого обыгрывать там.
В словах Жан Поля слышалась скорее покорность судьбе, чем резкость.
– Ты в этом уверен? – прозвучал голос со стороны двери.
Аурэлия повернулась и, увидев Андрэ, вскрикнула.
– Ах, Андрэ, я так рада вас видеть!
Она подбежала к нему и обняла, но тут же сказала:
– Мы не должны шуметь. Бедная Диди…
Аурэлия махнула рукой в сторону кровати, рядом с которой сидела Пруди и вытирала лоб больной мокрым полотенцем.
– Я знаю. Я встретил по дороге Шона. Он рассказал мне обе новости – и плохую, и хорошую. Как она?
– Все еще в горячке. А вы не встретили доктора Холлинза?
– Да, он сейчас будет.
Андрэ не спускал глаз с неподвижной фигуры на кровати и не видел обращенного на него проницательного взгляда брата.
– Шон сказал, что с девочкой все в порядке. Можно мне взглянуть на нее?
Аурэлия подвела его к плетеной колыбели, которую Жан Поль заказал задолго до рождения девочки.
– Неправда ли, она прелестна!
Андрэ дотронулся до детской ручонки, и у него сжалось сердце, когда ее крохотные пальчики обвились вокруг его пальца.
– Да, прелестна…
– Андрэ, я не могу поверить, что вы дома! – воскликнула Аурэлия. – Мы были уверены, что вы останетесь в Колорадо.
– Моя страна в опасности. Я решил, что нужен здесь.
И брату:
– Жан Поль, я знаю, что Теннесси все еще в нерешительности, но идут разговоры об отделении, которые просто удивляют меня. Ты следишь за событиями. Что ты думаешь об этом?
– Я думаю, что на этот раз все будет не так, как в 1832 году, когда Южная Каролина объявила о своем отделении. Думаю, на этот раз мы выйдем из Союза все вместе.
– Но это же не приведет страну ни к чему хорошему, Жан Поль. Ты же знаешь это.
– Знаю, но я знаю еще и то, что нас прижали к стене. Ты же сам донимаешь: то, что называется индустриализмом на Востоке, – использование труда детей и иммигрантов, – здесь называется рабством. Они индустриалисты, а мы – чудовища. Но рабство – не единственный спорный вопрос. Процветание Юга и его требования больших прав не нравятся некоторым людям, стоящим у вершины власти.
– Я знаю, что нас ждут трудные времена… А вот и доктор Холлинз.
Андрэ еще раз посмотрел на спящего ребенка и женщину на кровати.
– Жан Поль, мы ничем не сможем здесь помочь. Мне не помешало бы выпить. Письмо, которое я привез Дайане от ее отца, может подождать до утра.
