X
Со страхом и нетерпением прибыл я в Лос-Анжелос и снял номер в маленькой гостинице, носившей название «Большой северный отель». Б первый вечер я решил развлечься и, подобно кондуктору из анекдота, в выходной день поехавшему кататься на своем же автобусе, отправился в театр «Эмприсс», в котором выступал раньше с труппой Карно. Капельдинер узнал меня и спустя несколько минут подошел сказать, что через два ряда от меня сидят мистер Сеннет и мисс Мэйбл Норман, и они приглашают меня сесть рядом с ними. Я с восторгом принял приглашение. Сеннет шепотом представил меня своей спутнице и мы досмотрели спектакль вместе. Затем мы вышли на Мейн-стрит и зашли в соседний погребок поужинать. Мистер Сеннет был несколько обескуражен моей молодостью. «Я думал, вы гораздо старше», — сказал он мне. Я заметил, что это ему не понравилось, и встревожился, вспомнив, что все сеннетовские комики были люди пожилые. Фреду Мейсу было за пятьдесят, Форду Стерлингу — сорок с лишним. «Я могу загримироваться под любой возраст», — заверил я его. Мэйбл Норман была приветливее — какие бы опасения я ей ни внушал, она их не выдала. Мистер Сеннет сказал, что я начну работать не сразу, а пока мне надо прийти на студию в Идендейл и познакомиться с актерами. Выйдя из кафе, мы сели в роскошную гоночную машину мистера Сеннета, и он отвез меня в мою гостиницу.
На следующее утро я отправился на трамвае в Идендейл, предместье Лос-Анжелоса; в те годы он выглядел довольно нелепо, словно сам еще не решил, оставаться ли ему скромным пригородом, застроенным жилыми домами, или превратиться в фабричный район. Дровяные склады соседствовали там с лавками старьевщиков. На полях бывших ферм кое-где были выстроены фасадом к дороге дощатые здания магазинов. После долгих расспросов я наконец нашел студию «Кистоун» — довольно ветхое сооружение за низким зеленым забором. Чтобы попасть туда, надо было пройти через сторожку и дальше по аллее — все в этом Идендейле было не по-людски. Я стоял на противоположной стороне улицы, смотрел и не мог решиться войти.
Наступил обеденный перерыв. Из сторожки хлынули загримированные актеры, в том числе знаменитые «кистоуновские полицейские» [33]. Перебежав улицу, они ныряли в лавчонку напротив и возвращались, на ходу жуя бутерброды и сосиски. Громкими, хриплыми голосами они окликали друг друга: «Пошли Хэнк!», «Поторопи-ка Слима!»
Меня внезапно охватила робость, и я быстро ретировался, все время оглядываясь, не идет ли мистер Сеннет или мисс Мэйбл Норман. Но они так и не показались. Простояв на углу около получаса, я решил вернуться в гостиницу. У меня не хватило духу войти в студию, где предстояло познакомиться со всеми этими людьми. Назавтра и послезавтра я опять приезжал и стоял на углу, но переступить порог сторожки у меня по-прежнему не хватало мужества. На третий день мистер Сеннет позвонил мне, чтобы узнать, почему я не показываюсь. Я наскоро придумал какую-то отговорку.
— Сейчас же приезжайте, мы ждем вас, — сказал он.
Я сразу поехал, храбро вошел в сторожку и спросил мистера Сеннета.
Он очень приветливо меня встретил и тут же повел в студию. Я был околдован. Мягкий ровный свет заливал весь павильон. Белые полотняные шторы рассеивали яркие лучи калифорнийского солнца, придавая всему воздушную легкость. Такой рассеянный свет был весьма важен для съемок при дневном освещении.
Меня познакомили с двумя-тремя актерами, а потом все мое внимание было поглощено тем, что происходило в студии. Три разные декорации были установлены бок-о-бок, и в них одновременно работали три съемочные группы. Это напоминало павильоны Всемирной выставки. В одном углу Мэйбл Норман колотила кулаками в дверь и кричала: «Впустите меня!» Затем оператор перестал вертеть ручку камеры — эпизод был отснят. Я впервые узнал, что фильмы делаются вот так, по кускам.
Возле другой декорации стоял великий Форд Стерлинг, которого я должен был заменить. Мистер Сеннет познакомил меня с ним. Форд покидал фирму «Кистоун», собираясь создать свою кинокомпанию на паях с фирмой «Юниверсл». Форд пользовался любовью не только у публики, но и у актеров своей студии. Пока шла съемка, они толпились около его декорации и громко смеялись.
Сеннет отвел меня в сторону и объяснил свой метод работы.
— У нас нет сценария, мы находим основную сюжетную идею, а затем следуем естественному ходу событий, пока они не приведут нас к погоне, а погоня составляет суть наших комедий.
Метод был весьма поучителен, но лично я терпеть не мог погонь. Они сводили на нет индивидуальность актера, а как бы мало я ни разбирался в кино, я уже тогда понимал, что ничего не может быть важнее актерской индивидуальности.
В тот день я переходил от одной декорации к другой и смотрел, как работают актеры, — оказалось, что все они подражают Форду Стерлингу. Меня это очень встревожило, так как его стиль игры мне не подходил. Он играл голландца-неудачника, болтая, что на ум взбредет, с голландским акцентом, — это было смешно, но в немом фильме, конечно, пропадало.
Я пытался угадать, чего Сеннет ждет от меня. Он видел меня на сцене и должен был понимать, насколько мой стиль игры отличается от манеры Форда. А ведь в студии все сюжеты и все игровые ситуации сознательно или бессознательно ориентировались на Стерлинга. Даже Роско Арбакль [34] подражал Стерлингу.
Студия была расположена, по-видимому, на месте бывшей фермы. Уборная Мэйбл Норман находилась в старом домике, и к ней примыкала еще одна комната, в которой одевались другие актрисы. Напротив домика, в бывшем амбаре, была устроена общая уборная для второстепенных актеров и «кистоуновских полицейских» — в большинстве своем бывших цирковых клоунов или боксеров. Меня поместили в уборной для звезд, которой пользовались Мак Сеннет, Форд Стерлинг и Роско Арбакль. В прошлом, по-видимому, это был сарай, в котором хранилась упряжь. Кроме Мэйбл Норман я приметил в студии еще несколько прелестных девушек. Здесь, как в сказке, рядом с красавицами были и чудовища.
Целыми днями я бродил по студии, не зная, когда же наконец я начну работать. Иногда я встречал Сеннета, но он, чем-то озабоченный, пробегал мимо, не замечая меня. У меня появлялось неприятное подозрение: уж не раскаивается ли Сеннет, что пригласил меня? Разумеется, на душе от таких мыслей легче не становилось.
Мое настроение всецело зависело от Сеннета. Если он замечал меня и улыбался, во мне вновь оживали надежды. Труппа держалась со мной выжидательной тактики, но кое-кто — я это чувствовал — считал мою кандидатуру для замены Форда Стерлинга весьма сомнительной.
Наконец наступила суббота, и Сеннет очень любезно сказал мне:
— Идите в контору и получите свой чек.
Я сказал, что хотел бы как можно скорее начать работать. Я намеревался обсудить с ним вопрос и о
