альбом в стол.
В руках у меня остался рисунок — странная фигура, застывшая в неестественной позе за окном. Мне хотелось бросить его в камин, чтобы он сгорел дотла и больше не волновал ничье воображение, но что-то в этой фигуре странно притягивало. Я вернулась к себе и спрятала лист в ящике письменного стола.
Через несколько минут раздался стук лорда Вульфберна. Он вошел, но не сел рядом со мной, а подвинул кресло и расположился напротив дивана. В данную минуту его интересовала только его дочь и ее безопасность.
— Разговор не займет много времени, — заверила я. — Затем я вернусь и буду сидеть с Клариссой.
— Срочности нет. Миссис Пендавс дала ей снотворное. О чем Вы хотели говорить?
— Перед тем, как ей стало плохо, Кларисса пыталась рассказать о преследующих ее кошмарах — они связаны с той фигурой, которую она наблюдала тогда в тумане.
Может быть, нужно было рассказать о рисунке, но что-то удерживало меня.
Он снова пристально разглядывал меня поверх сложенных ладоней, волчья голова перстня привлекла мое внимание.
— Ей удалось сказать что-то вразумительное? — спросил он.
Я отрицательно покачала головой.
— Но что она все-таки сказала?
Я колебалась, понимая, что мой ответ ему не понравится. Но не могла же я утаить такую важную вещь!
— Она узнала в той фигуре знакомого и близкого ей человека. Мне кажется, она уверена, что видела мать.
— Это исключается, — он смотрел на меня с явным отвращением. — Вы хотите заставить меня поверить в призраки, мисс Лейн?
— Я сама в них не верю. Но Кларисса верит. А воображение ребенка просто непредсказуемо.
Он с минуту подумал, потом, хоть и неохотно, кивнул в знак согласия.
— Простите меня. Вы же не виноваты в ее видениях, призрак это или не призрак. Но меня беспокоит эта склонность к фантазиям. Я…
— Вы опасаетесь, что можете потерять ее, как потеряли ее мать, — сказала я мягко.
Он провел рукой по волосам.
— У меня кроме нее никого нет. Я не хотел бы лишиться ее, мисс Лейн.
Я вздрогнула от этой мысли.
Он замолчал, слышно было только тиканье часов на камине и наше дыхание. Он машинально крутил перстень на пальце, а я поймала себя на том, что считаю махровые розы на узоре ковра и не могу решиться сказать, что меня беспокоит.
— Милорд…
— Джессами…
Мы одновременно начали говорить и одновременно остановились. Я заставила себя продолжать, прежде чем он успел собраться с мыслями, ибо, если бы он начал первым, моя задача была бы труднее.
— Извините, милорд, но должна Вам сказать еще кое-что. Одну минуту.
Я принесла гребни из спальни и положила их на стол перед ним.
— Хочу вернуть Вам их.
Он взглянул на них, но не взял.
— Извините, но я не могу их принять, — добавила я. Он с горечью усмехнулся.
— Да, конечно, я понимаю, что Вы их не можете принять. Снова вынужден извиниться перед Вами. Я слишком поглощен своими заботами, у меня не было времени подумать о Ваших.
— Милорд?
— Вы не тот человек, за которого я принимал Вас, мисс Лейн, — он сделал знак рукой, предупреждая возражения. — Не хочу обвинить Вас в том, что Вы намеренно ввели меня в заблуждение. Скорее, Вы не знаете сами себя.
— Вы говорите загадками, — сказала я, ощущая, как чувство неловкости овладевает мной.
Он вздохнул.
— Все очень просто. В постоянной заботе о насущных проблемах я не разглядел в Вас некоторые черты.
Я выпрямилась.
— Естественно, Вы не можете знать все подробности о Ваших людях, но не понимаю, почему это должно огорчать Вас.
— Я ошибочно принял Вашу спокойную сдержанность за силу характера…
— То есть…
— …Ваше умение контролировать свои эмоции за безмятежность и ясность ума…
— Вы не смеете…
— …и Ваши колебания за девичью робость.
Он сделал паузу, чтобы яснее прозвучали последующие слова и окинул меня холодным взглядом, который лишил меня остатков самообладания.
— Вчера вечером я убедился в своей ошибке. Мне захотелось пощупать, цел ли мой узел на затылке.
— Должна признаться, Вы напугали меня вчера, — сказала я дрожащим голосом.
— Напугал? Вы были в ужасе. Дайте руку и я покажу, какую шишку Вы мне наставили.
Я отдернула руку назад, больно ударившись локтем о край дивана.
— Это ни к чему. Согласна, что проявила чрезмерную вспыльчивость. Но в той ситуации Вы должны были предвидеть, что сдержанность может мне изменить.
— Моя дорогая Джессами! Что я Вам сделал такого плохого? Только обнял Вас и сказал, как Вы мне дороги.
Это вовсе не причина для баталии, которую Вы затеяли.
— Я гувернантка и у Вас на службе. Вряд ли было уместно…
— Чепуха. Вы прекрасно знаете, что для меня Вы гораздо больше, чем гувернантка. Вам просто удобнее ограничить наши отношения официальными рамками.
— То, что Вы говорите, смешно. К чему мне настаивать на зависимом положении, если у меня есть право на другое? Это было бы непростительной глупостью.
Его взгляд выражал полную уверенность в своей правоте.
— Потому что чем ниже положение, тем безопаснее расстояние.
— Какое расстояние? Между мной и Вами?
— Нет. Думаю, если бы Вы хотели держать меня на почтительном расстоянии, Вы нашли бы, как это сделать.
— Тогда о каком расстоянии идет речь? Не вижу логики.
— Отделяющее Вас от жизни, Джессами, — он повертел кольцо на пальце. От жизни и счастья. От всего, что стало бы принадлежать Вам, если бы Вы немного ослабили узду на своих чувствах. — Сказав это, он неожиданно замолчал.
Я вскочила на ноги, не в силах больше сносить его нападки. Он был невыносим. Я всегда знала, что он заносчив, но это было уж слишком. Как я могла считать его умным человеком? Это были оценки человека, склонного к алкоголю. Презрение к нему охватило меня и было так велико, что я не находила слов, чтобы выразить его. Во мне бушевало столько противоречивых чувств, что я вообще не могла говорить.
— Как? Вы не хотите ответить, осадить меня?
— Ваши комментарии не заслуживают ответа, — наконец проговорила я. — Вы несете чушь.
— Нет, любовь моя. Проанализируйте свое прошлое и Вы поймете, что я прав, — его голос снизился до нежного шёпота, в глазах появилось выражение, которое мне нравилось и располагало к доверию. — Когда Вы были ребенком, Вас взяли в состоятельный дом, разбудив мечты о прекрасной жизни, но потом все отняли в одночасье, и весьма неделикатным образом. Неудивительно, что Вы боитесь рисковать очутиться в том же положении вторично. То, что Вы не принимаете, никто не сможет у Вас отнять.
