— Она сделана, — пояснила Лаура, — из волосков соболя.
— Боже, — прохрипел Сандро, стиснув зубы.
Кисть выписывала на его теле невидимую, но волнующую картину, обойдя низ живота, коснувшись напрягшейся, отвердевшей плоти, проложив дорожку между бедер и обогнув ягодицы.
— Лаура…
Что он хотел сказать? Все вылетело из головы.
Ни одна женщина еще не соблазняла мужчину таким вот образом. В обширном и детально разработанном своде правил поведения, выработанном им за жизнь, отсутствовало предписание, предусматривающее, как себя вести человеку, по телу которого женщина водит соболиной кистью.
— О чем ты задумался? — поинтересовалась Лаура. — Когда ты глубоко задумываешься, я сразу замечаю, потому что у тебя между бровей появляется морщинка.
Она дотронулась кистью до лба.
— Вот здесь.
Девушка вздохнула.
— Не раздумывай, пожалуйста, что делать дальше, пусть сердце подскажет, а ты послушай его.
Сандро непроизвольно содрогнулся.
— Еще немного и меня поведет не сердце, а… — он не договорил и прижал Лауру к себе.
Как восхитительно — легко поддаться соблазну, уступив желанию, а ведь еще совсем недавно он и представить себе не мог, что способен давать волю своим порывам.
Кавалли принялся стаскивать с Лауры одежду.
В мгновение ока он раздел ее, отнял кисть и довел до смеха и слез, мучая нежными легкими ласками, пока оба не упали на гору одежды. Жадно, страстно, не испытывая ни малейших угрызений совести, Сандро любил Лауру. К черту гордость и честь, и достоинство…
Они закружились в любовном танце, подхватившем их подобно вихрю, и погрузились в музыку душ, подчиняясь лишь ритму своих сердец, пока мир не взорвался, подобно праздничному фейерверку, оставив их лежать на одежде, потными, измученными и счастливыми.
— Итак! — Лаура первой пришла в себя. — Что ты теперь скажешь о картине?
Сандро уставился на мольберт, еще раз взглянув на встревоженного обнаженного мужчину с мечтательным взором, стоящего в полумраке. Картина казалась ему слишком откровенной. Художница, написавшая портрет, чрезмерно хорошо его знала и это пугало Сандро, так как подтверждало власть Лауры над ним.
— Полагаю, ты придала мне некоторое величие, — признал он.
Лицо Лауры озарилось улыбкою.
— Да? Правда? Сандро, это лучшее из всего, что я написала! Другие картины были тоже очень важны, но эта доказывает… что у меня есть…
— Что есть?
— Дар, волшебство! Талант!
— Согласен.
— Этой картины будет достаточно!
— Для чего?
— Чтобы меня приняли в Академию.
Что-то злое шевельнулось в душе Сандро. Он отодвинул от себя Лауру и поднялся, поспешно одеваясь. Она последовала его примеру, искоса поглядывая на Стража Ночи.
— В чем дело, Сандро?
— Так вот для чего тебе все это понадобилось! — вырвалось у него из самой глубины души. — Рассчитывала, что я стану податливым? Полагала, что соглашусь, чтобы ты выставила мой портрет для всеобщего обозрения? Поэтому ты крутила кисть вокруг моего пупка?
Отчаяние исказило черты девушки.
— Нет! Но мне позарез нужно представить в Академию картину! Без нее меня не примут.
— Напиши другую!
— Но у меня нет другой с обнаженной натурой!
— Тогда измени изображенному мужчине лицо и придумай какую-нибудь другую надпись под картиной!
— Не могу! Это единственно возможное лицо для этого тела. Оно твое!
Лаура смотрела на свою картину. В ее глазах светилась любовь.
Сандро вздохнул. Любит ли она именно его? А может — лишь свою фантазию, которую вообразила и запечатлела на холсте.
— Не позволю! — он сердито кивнул в сторону полотна. — Как, ты думаешь, я буду себя чувствовать, когда вся Венеция станет пялиться на меня?
— Это достойный портрет. Честный. На тебя будут смотреть с уважением.
— Ах, с уважением! — ярость разгоралась в сердце Сандро, подобно лесному пожару.
Вот как! Она соблазнила его, чтобы сделать все по-своему! Ну уж он ее теперь накажет. За все! За то, что заставила поверить в любовь, за то, что изменила его жизнь, за то, что заставила забыть самого себя.
— Именно это мне сейчас и нужно, не так ли! Я ведь потерял уважение! Изгнан из города, живу в ссылке со шлюхой…
Выражение ужаса на лице девушки остановило его. И тут же Кавалли понял, что зашел слишком далеко, ударил слишком больно. Как загнанное в угол животное, он лягнул в ответ… и разбил нежное сердце возлюбленной.
— Лаура, — голос прозвучал хрипло. — Я не хотел… прости…
Она побледнела, как снег, огромные глаза превратились в озера боли. Отступив на несколько шагов, девушка наткнулась на столик. А когда она обернулась, Сандро увидел в ее руке… нож.
«Боже, — мелькнула у него мысль, — да она убьет меня, лишь бы смести все препятствия на избранном пути!»
Подняв руки и приготовившись отразить удар, Сандро шагнул ей навстречу. Лаура, казалось, не заметила его движения. С яростным и мучительным криком, похожим на стон, она метнулась к картине, метясь ножом в грудь изображенного на портрете мужчины.
— Нет! — возглас Стража Ночи прорезал воздух.
Сандро рванулся к ней и схватил ее за руку.
— Какого черта ты это делаешь?
— Лучше бы я никогда не писала твой портрет, — пробормотала Лаура, прерывисто дыша.
Сандро прижал девушку к себе, чтобы принять в себя ее боль и унять дрожь в теле. Тонкие пальцы все еще судорожно сжимали рукоятку ножа.
— Перестань, — прошептал он. — Мы оба погорячились.
Нож выпал из рук Лауры и откатился.
— Все в порядке, — устало сказала девушка. — Спокойной ночи, Сандро. Приятных сновидений!
Кавалли отпустил ее и, глядя, как она уходит, сгорбившись, едва волоча ноги, сжал зубы, чтобы не завыть от горя. Сердце подсказывало: «Иди за ней!» Но разум решил иначе: «Слишком поздно, сказанного не воротишь, слово не воробей».
Сандро взглянул на портрет. С его губ слетело негромкое проклятие. Конечно, перед ним шедевр! Портрет открыл бы перед художником заветные двери Академии, если бы он позволил Лауре представить картину для всеобщего обсуждения, если бы смирился, стерпев унижение и выставив себя обнаженным на обозрение всей Венеции. Но почему это так важно для нее? Ведь они были счастливы, занимались любовью, смеялись, разговаривали за обедом в приятной компании Ясмин и Джамала… Разве беззаботной жизни в поместье ей было мало для счастья?
«Да, — мрачно признал Сандро. — Ей хотелось большего». И ему тоже. Счастье возлюбленной походило на счастье птицы, запертой в клетке, а его возражения представить портрет в Академию удерживали Лауру в клетке, потому что другого способа удержать ее он не знал.
Такова была правда. Признав ее, Сандро окаменел. Да, причина всего — его страх! Позволить Лауре
