— С твоей точки зрения!
Лаура отстранилась.
— А у меня работы хватает! Когда люди услышали о заказе жены дожа, все вдруг бросились ко мне. Так что, если захочу, могу набрать заказы на несколько лет вперед.
— Но ты же не будешь с утра до вечера только писать! Живопись — это еще не все! Есть и другие стороны жизни.
— А ты предлагаешь мне еще и тебя обслуживать?
Эти слова больно задели Сандро.
Лаура откинула голову и вызывающе посмотрела ему в глаза.
— А когда надоем, ты выдашь меня замуж за какого-нибудь старика? Все так просто и прилично!.. Но это не для меня!
— Почему ты обижаешься? Разве ты не собиралась стать куртизанкой?
— Да, я собиралась стать куртизанкой, — выкрикнула Лаура. — Но стала признанным художником, и еще никому не удавалось так унизить меня, как тебе. Неужели это не понятно?
Она отвернулась и отошла от Сандро.
— А теперь, мой господин, вам лучше уйти. У меня много дел, простите.
— Мудрое решение, — одобрительно сказала Магдалена. Ты правильно сделала, что отказала ему. Горжусь тобой!
Лаура вздохнула, прикрыла на мгновение глаза и чуть не ударилась в стену: по маленькой келье было трудно расхаживать из угла в угол, тревога не покидала ее.
— И я тоже горжусь собой, — грустно ответила она. — Как он со мной обращался… До сих пор больно вспоминать.
— Знаю!
Магдалена встала из-за стола и взяла Лауру за руку.
— Всегда больно терять того, кого любишь. Когда ты ушла, я была так несчастна, — она поцеловала подругу в щеку и прижалась к ней. — Но я знала, что ты вернешься.
— Как хорошо! Быть дома, заниматься любимым делом. Все эти дни только работа спасала меня. Иначе можно было бы сойти с ума!
— Тебя ведь приняли в Академию? — глаза Магдалены радостно вспыхнули. — Над чем ты сейчас работаешь?
— Очень ответственный заказ. Поэтому я и пришла сегодня. Мне нужна особая краска. Хочу попросить у твоей матери. Не поверишь, но жена дожа хочет, чтобы я написала ее портрет!
Магдалена ахнула и всплеснула руками.
— Ты говоришь о супруге Андреа Гритти?
— Да! Правда, чудесно?
— Нет! Держись подальше от дожа и его семьи. Это слишком опасно для тебя.
— Не понимаю, — Лаура нахмурилась. — Что здесь опасного?
— Я знаю кое-что об убийствах, — сказала Магдалена.
Теперь она расхаживала по келье, нервно перебирая четки, а Лаура от удивления замерла.
— Все жертвы так или иначе связаны с дожем! Подожди, пока опасность минует.
— О чем это вы беседуете? — распространяя знакомый запах серы, в келью вплыла Челестина.
— Мама, — в голосе Магдалены прозвучала настойчивость, не совсем ей свойственная. — Лаура пишет портрет жены Андреа Гритти!
Монахиня поджала губы. В ее взгляде, брошенном на дочь, было столько ярости, что у гостьи сжалось сердце.
— А тебе-то какое до этого дело?
Магдалена съежилась.
— Я… я просто подумала, что это… не… не совсем хорошо.
— Лаура получила то, чего хотела. Разве ты за нее не рада?
— Нет, — резко ответила послушница, очень удивив Лауру своим явным несогласием с мнением матери: такого раньше не было. — Я не хочу, чтобы с ней что-нибудь случилось. Если это произойдет, я умру.
Звук пощечины расколол напряженную тишину, повисшую в келье, подобно удару грома.
— Хватит, — закричала Челестина. — Твой долг — служение Господу! Не вмешивайся в жизнь Лауры!
Еще не вполне веря тому, что случилось, девушка бросилась к Магдалене и обняла подругу.
— Она не заслуживает вашего гнева, — осуждающе произнесла Лаура. — Вы правы, мне ничего не угрожает, но зачем… обижать Магдалену?
Челестина глубоко вздохнула, лицо ее смягчилось, обретя обычное величественно-спокойное выражение.
— Ты права!
Монахиня погладила дочь по щеке и поцеловала в лоб.
— Прости меня, дорогая. Я погорячилась.
Челестина ушла. Вскоре ее примеру последовала и Лаура.
Придется обойтись без краски!
Накануне праздника Венчания Венеции с Морем Лаура летела домой как на крыльях. Гвидо Ломбарде следовал за ней на почтительном расстоянии. Девушка знала: он сгорает от желания узнать, как прошел ее визит во Дворец дожей, но ей было не до него.
Снова и снова перед глазами вставала сцена приема: дрожащей рукой она откинула занавес и Андреа Гритти с супругой уставились на портрет Бенетты Вендрамин. Ожидая, что они скажут, Лаура затаила дыхание и закрыла глаза. Понравится ли им ее смелость и новизна решения?
Обычно художники выписывали каждый волосок, каждую складку платья. Но юная художница, вдохновленная одобрением своего учителя Тициана, попыталась передать в портрете прежде всего характер и внутренний мир женщины.
Делая наброски, она разговаривала с мадонной Бенедеттой, красивой и пышущей жизнерадостностью женщиной. Лаура не стремилась изобразить великолепие наряда, богатство украшений, роскошь драгоценных камней. Душа женщины — вот что ее заинтересовала. И портрет… Портрет получился крайне необычным, казалось, он светился душевным теплом.
Но ожидая, что скажут дож и его супруга, Лаура сомневалась в себе.
— Великолепно, — промолвила мадонна Бенедетта.
Ее муж согласно закивал.
Охваченная восторгом, жена дожа тут же предложила, чтобы официальное представление портрета состоялось в наиболее подходящей для такого случая обстановке — на борту «Буцентавра», во время праздничной церемонии.
— Завтра! — произнесла Лаура, возвращаясь из воспоминаний в настоящее.
Она спешила. Чувства переполняли ее.
Нужно рассказать кому-то, поделиться успехами. Гвидо не тот человек. Он никогда не понимал ее увлеченности живописью. Может, пойти к Тициану? Маэстро единственный, кто верил в нее, и это он ввел свою ученицу в дивный мир красок и света.
Но Лаура знала: его мнение будет мнением художника, учителя, а ей сейчас требовалось другое — восторг! И только один-единственный человек мог разделить с ней это неповторимое чувство — упоение успехом.
Однако подойдя к дому Сандро, Лаура в нерешительности остановилась у дверей. Ее одолевали сомнения. Во время последней встречи они поссорились, взаимно обидев друг друга, но с тех пор прошло уже две недели!
«Сегодня все будет иначе», — решила она. Ведь Сандро всегда желал ей успеха, несмотря ни на что.
Приободренная этой мыслью, Лаура постучала, а потом и толкнула дверь. Зрелище, представшее перед ее взором, сильно огорчило девушку: Сандро сидел за столом, волосы тщательно причесаны, ни малейшей
