— Так это вы все придумали? Но зачем же возлагать всю ответственность на дожа? Ведь он ничего не знал о том, что у него был ребенок?
— Его пренебрежение родительскими обязанностями еще можно было бы простить, но я не могла простить кое-что другого.
— Мне показалось, он с горечью говорил о вашей любви, — Лаура пыталась выиграть время. Может, Сандро надоест ждать и он придет за ней?
— Когда я поняла, что ношу ребенка Андреа Гритти, — проговорила Челестина, — он уже отправился воевать. Что-то связанное с соляными копями, если мне не изменяет память. Я решила обратиться к его отцу. Мне было известно, что он могущественный человек, но насколько жестокий, конечно, я не знала.
— Жестокий? Он отказал вам в помощи?
Лицо монахини искривилось в жуткой гримасе.
— Он сказал, что встретится со мной на борту галеры. Я поверила и пришла. Самого дожа не было. Но его лакеи ждали меня. Тридцать один человек.
Лаура едва удержалась от стона.
— Нет, о Боже!
— Да. Трентуно. Такое наказание старший Гритти определил для меня только за то, что я посмела любить его сына. Они все были там, мужчины, изнасиловавшие меня в ту ночь.
— Где? Где они были? — ошеломленно спросила девушка.
— На «Буцентавре». Я так устроила.
Только теперь Лаура стала понимать. Это Челестина внесла изменения в список приглашенных. Каждый из ее мучителей получил вызов, в чем монахиня убедилась лично.
— Я бы убила их всех по одному, но это было слишком рискованно. Меня могли схватить прежде, чем все будет закончено.
— Понимаю. Но ведь и других, ни в чем не повинных людей, тоже убили вы?
— Да.
— И… изуродовали их?
— Так и должно поступать с мужчинами. Со всеми. Даже с этим Гаспари, юнцом-наборщиком. Его не было среди моих обидчиков, но моя ярость настигла и его. Ты только подумай! Их было тридцать один, а я ждала ребенка. Несомненно, именно испытания той ночи и послужили причиной того, что ребенок родился уродом.
Лауре было жалко Челестину, ведь она сама в подобных же обстоятельствах пережила ужас, беспомощность, унижение и гнев.
— Челестина, но зачем вы наняли браво? Я же ни в чем перед вами не виновата.
— Ты не желала пользоваться моими кремами и снадобьями.
Лауру затошнило.
— Так… они были отравлены?
— Да.
— Но почему? Челестина, вы же были мне как мать!
— Ты не хотела понять, что не должна была совать нос в это дело, ты все время мешала. Я готовилась к мщению долгие годы и не могла допустить, чтобы кто-то встал у меня на пути. И потом… — глаза монахини затуманились, — была еще Магдалена…
— А она-то…
— Она влюбилась в тебя.
— Это была дружба, послушайте… — Девушка замолчала, увидев, что монахиня думает о своем.
— Такой чудесный ребенок, — сказала Челестина, проводя пальцем по лезвию ножа. — При рождении не было никаких признаков уродства. Ах, просто ангел, данный мне небом для облегчения страданий. Он…
— Он?
Челестина кивнула.
— Мой сын. Только я не хотела сына, мне нужна была дочь. И это я устроила.
Не отрывая взгляда от ножа, Лаура подумала о других жертвах и все поняла. Открытие ужаснуло ее. Так вот что! И как же жила Магдалена? Ведь мать сломала ей… ему жизнь… лишила…
— Да, он любил тебя, — снова заговорила Челестина. — Я лишила его мужественности, но не смогла лишить чувств, — задумчиво произнесла несчастная женщина. — Он полюбил тебя.
Лаура вспомнила исполосованные картины. То было не зависть подруги, а отчаяние влюбленного юноши!
— Челестина, — тихо сказала девушка. — Мне надо идти.
Глаза монахини блеснули. Мечтательная дымка растворилась, уступая место холодной безумной ненависти.
— Я не достигла цели, очень жаль. Но остановить меня ты не сможешь. Я не позволю.
Подняв нож, она двинулась на Лауру.
Сандро мчался так, словно его преследовали все исчадия ада. Эхом отдавались его шаги в переулках Венеции. Всю свою жизнь он любил этот город, такой величественный, такой прекрасный. Сегодня Наиспокойнейшая показала свое второе лицо. Его зловещий оскал наполнял Стража Ночи ужасом и заставлял спешить изо всех сил. Ради нее, ради Лауры.
Этот город породил сумасшедшую женщину, вознамерившуюся убить его жену. Может быть, Лаура уже мертва… Мысль подстегнула Сандро. «Нет, только не это!» — молил он.
Добежав до монастыря, Сандро распахнул ворота и ворвался во двор, напугав двух монахинь, шедших к часовне. Послышались протестующие женские голоса, но ему было не до них.
Перепрыгивая через ступеньки, Кавалли взбежал наверх. Он пронесся по мрачным коридорам к келье Челестины и толкнул дверь, заранее зная, что она заперта. Изнутри доносились звуки борьбы, упало что-то тяжелое, зазвенело разбитое стекло.
— Лаура! — закричал он.
— Я здесь! Помоги мне!
Собравшись, Сандро с разбегу ударил плечом массивную дубовую дверь. Она не поддалась. Проклиная все на свете, он сбежал вниз и взобрался по стене на крышу, ломая ногти и едирая с пальцев кожу. Оказавшись наверху, Кавалли наклонился. Окно кельи находилось довольно близко, но достать его Сандро не мог.
Закрыв глаза, он ухватился за балку над окном, прижал подбородок к груди и бросился головой в оконный проем.
Сандро упал на спину. На плечах застряли осколки разбитого стекла. Вскочив на ноги, Кавалли увидел, что Челестина прижала Лауру к стене. В грудь девушки грозил вонзиться огромный нож.
— Нет! — закричал он и прыгнул через стол.
Лампа упала. Пламя метнулось по каменному полу и лизнула ножку стула. Пальцы Сандро сомкнулись на запястье Челестины. Нож выпал. Огонь нашел пищу для себя — в воздухе запахло серой, посыпались искры.
Монахиня вырвала руку и отшатнулась. Страж Ночи обнял Лауру.
— Со мной все в порядке, — пробормотала девушка. О, Челестина, нет!
Кавалли повернулся и увидел, что женщина поднесла к губам флакон янтарного цвета. Пламя уже лизало подол ее одеяния. Челестина залпом выпила содержимое пузырька.
— А теперь оставьте меня, — сказала она спокойно, хотя ее одежда была охвачена огнем.
Флакон выпал из коченеющих пальцев и откатился к ногам Сандро.
— Я обо всем позаботилась, — улыбнулась Челестина.
Страж Ночи поднял пузырек. От него исходил запах аконита. Таким количеством яда можно было бы убить и вола.
Прошла неделя.
Лаура нервно улыбнулась мужу и прошептала:
— Я люблю тебя.
