Россия стала все более раздражать, извлек Локкарта на свет божий и представил его Ллойд Джорджу. Премьер-министр удовлетворенно похлопал новую надежду по спине, что-то невнятно пробормотав о молодости: Локкарту был тридцать один год. Лорд Хардинг и Роберт Сесиль, не менее великие «молчальники», внушили Локкарту, что его истинная миссия «должна оставаться в секрете». Как вспоминал позже Локкарт, в день его отъезда из Англии «стояла дивная погода — великая авантюра началась…»
Прибыл в Россию Локкарт как неофициальный представитель Англии, но, к его вящему удовлетворению, его называли консулом. Его принял заместитель наркома Г.В. Чичерин, только недавно перед этим покинувший Брикстонскую тюрьму в Лондоне. Локкарта шокировало — человек, сидевший в тюрьме, у большевиков почти министр. К тому же еще Чичерин был в каком-то желто-рыжем костюме, что никак, по локкартовским представлениям, не соответствовало дипломатическому протоколу. Нанес визит Троцкому. Тот долго и высокопарно говорил о революционной войне с империализмом, о мировой революции и, отпустив Локкарта, дал распоряжение выписать ему пропуск со льготными правами передвижения по стране. Был два раза на официальном приеме у В.И. Ленина.
Локкарт вел себя свободно, уверенно, создавал широкий круг знакомств. Забыв о прошлых неприятностях по женской части, особенно ценил свои связи с баронессой Бекендорф.
…Заговор послов вступал в свою заключительную фазу. За несколько дней до того, как эсерами был убит председатель Петроградской ЧК М.С. Урицкий и было совершено покушение на В.И. Ленина, 25 августа американский генконсул Пуль собрал у себя в Москве закрытое совещание. Присутствовали, кроме Пуля, французы Гренар и Лаверн; английские, французские, американские офицеры, люди в штатском. Локкарт, который еще более тщательно стал заботиться об осторожности, предусмотрительно к Пулю не прибыл; людей его миссии там было предостаточно. На совещании оказался французский журналист Ренэ Маршан. К нему благоволил сам президент Франции Пуанкаре, поэтому никто не мог препятствовать журналисту присутствовать в этом кругу и слушать, что говорилось на закрытой встрече.
Журналист покинул кабинет Пуля до того, как там закончился «обмен мнениями», и словно после холодного душа. Он сразу решил, что президент должен знать правду о перипетиях в России. То, что он услышал, его взволновало и встревожило. В тот же вечер Маршан засел за письмо Пуанкаре: «Я считаю себя одним из тех, кто боролся, руководимый глубокими убеждениями, против большевизма. Я с горечью констатирую, что за последнее время мы позволили увлечь себя исключительно в сторону борьбы с большевизмом. На совещании за время беседы не было сказано ни одного слова о борьбе с Германией. Говорили о другом… я узнал, что один английский агент подготовил разрушение железнодорожного моста через Волхов недалеко от Званки… Разрушение этого моста равносильно обречению Петрограда на полный голод… Один французский агент присовокупил, что им уже сделана попытка взорвать Череповецкий мост. А это означает полный голод Петрограда, ибо отрезаются пути доставки основной массы продовольствия. Я глубоко убежден, что дело не в изолированных починах отдельных агентов. Разумеется, я спешу это подчеркнуть, — продолжал Маршан, — что присутствовавшие генеральные консулы от своего имени не сделали ни малейшего намека на какие бы то пи было тайные разрушительные намерения».
Письмо оказалось длинное — оно писалось на одном дыхании. Президент, полагал Ренэ, извинит своего друга за многословность — вопросы, поднимаемые им, не могут регламентироваться количеством строк.
Закончив письмо и вздохнув облегченно, Ренэ Маршан задумался над тем, каким образом надежно передать конфиденциальное письмо в Париж. Он понимал, что французский генконсул не одобрит его поступок. Пуль и Локкарт возмутятся. Надо опасаться и агентов ЧК…
Если бы Маршан не был столь впечатлительным и не оказывался бы так легко во власти своих чувств, а главное, досидел бы до конца на совещании в американском консульстве, то он мог бы узнать куда больше. Среди неизвестных ему лиц там находился и Константин — «Массино» — «сэр Рейз», правда, здесь он был одет в форму английского офицера и назвал себя Сиднеем Рейли. Он держал гневную речь против большевиков. Маршан мог бы удивиться и присутствию у генконсула Пуля Ксенофонта Каламатиано, смешанного грека, представителя коммерческой американской конторы, который, однако, ничего не говорил. Закрытая встреча пришла тогда к единодушному мнению действовать в трех направлениях,
Дезорганизация Красной Армии подкупом, саботажем, задержкой продовольственных транспортов, следующих в Москву, а также путем разрушения транспорта. Это поручалось Рейли и его сообщникам — капитану Хиллу, полковнику Берзиню из Кремля, агентам из Управления военных сообщений Красной Армии. В Петрограде эту часть плана должен был выполнять капитан Кроми.
Диверсионно-подрывная работа — взрывы, поджоги, аварии. За подготовку и осуществление ее отвечали полковник французской армии Вертамон и его помощники.
Шпионаж. Он был поручен тихому и малозаметному американскому коммерсанту Каламатиано.
…Заговор набирал новую скорость и повышенную мощь. Предполагалось, что основные действия совершатся после отъезда дипломатических представителей союзников из России.
ВЧК тем временем все более убеждалась, что заговор есть, хотя ни день «икс», ни размах заговора не отражались в чекистской версии происходящего. ВЧК добыла почти достоверные данные о том, что Константин, «Массино», «сэр Рейз» — это имена-прикрытия хитроумного английского разведчика Сиднея Рейли. В конце августа узнали одну из его московских явок — конспиративную квартиру по Шереметьевскому переулку. Агента можно было арестовать, но в ВЧК решили: «Пусть у ящерицы вырастет хвост, тогда и отрубим!»
Петерс продолжал со своими сотрудниками продираться сквозь сеть заговора, стараясь завладеть документами полной достоверности, фактами неопровержимыми. Его сотрудники все более внедрялись в лабиринт заговорщических хитросплетений. Действовали активно. «…Опасность предательских выступлений в отдельных местах пришлось устранить, не выжидая раскрытия всего… Мы ликвидировали местные заговоры в Вятке и Вологде», — отмечал Петерс.
Но все же случилось так, что сотрудники ВЧК свою работу не довели до конца. Наступила неожиданная развязка: 30 августа в Петрограде был убит М.С. Урицкий. В.И. Ленин, проницательно оценив смысл этого убийства как белый террор, позвонил по телефону в президиум ВЧК и предложил Дзержинскому немедленно выехать на место и принять должные меры. Урицкий стал не последней жертвой белого терроризма. В тот же день было совершено покушение на В.И. Ленина…
…Дзержинский, бледный и худой, с запавшими глазами, уезжал в Питер. Подошел к Петерсу, остававшемуся в Москве:
— Лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день идет за них на бой!
Он сказал это скорее себе, не Петерсу.
— Феликс Эдмундович, мне сейчас очень нужны, очень нужны ваши советы, инструкции. Надо освежить голову, понять, что происходит…
Дзержинский взглянул в глаза Петерсу, сказал тихо:
— …Это из Гёте, но лучшего сейчас не придумать.
Странным был Петерс, но еще более странным казался Дзержинский; человек с запавшими глазами, всегда бесстрашный, беспощадный к себе, он в скупое время, оторванное от скупого сна, читал «Фауста».
…ВЧК исчерпала время, предоставленное обстоятельствами. Медлить было нельзя. Петерс бросился искать Рейли. Нагрянули на его московскую конспиративную квартиру, но там никого не обнаружили. Рейли, почуяв запах горелого, накануне перебрался к артистке Художественного театра А.А. Оттен. Она считала его офицером английской миссии, и, как заявила потом на суде, Рейли ухаживал за ней, и он ей нравился. (Суд оправдал артистку.) В ночь с 3 на 4 сентября Рейли ночевал у другой «знакомой» — у машинистки ВЦИК Ольги Стражевской, которая впервые встретилась с Рейли в фойе Большого театра во время работы 5-го съезда Советов. Рейли представился тогда служащим советского учреждения. За взятку в 20 тысяч рублей она выписывала Рейли пропуска в Кремль. Теперь, ночуя у Стражевской, Рейли сознался, что он вообще не русский, а англичанин. (Суд приговорил Стражевскую к трем годам тюрьмы.) В общем, как ни искали люди Петерса «обольстителя женских сердец», шпиона-хамелеона, его не нашли. И лишь потом убедились в том, что Рейли из Москвы бежал. Но куда? Знал бы Петерс в тот момент, сколько лет еще придется чекистам
