душе, пришлось доложить о случившемся по команде. Вскоре Стржелковского отчислили в какую-то часть. Перед этим он даже на некоторое время был арестован, но затем его освободили.
Накануне отправки он пришел к Григорию, просил похлопотать за него. Тот, конечно, ничем не мог, да и не хотел помогать.
— Ладно, еще увидимся! — зло сказал Стржелковский…
Весной 1920 года военный трибунал из Калача, где он тогда находился, вслед за продвигавшейся армией двинулся по направлению к Новочеркасску и Ростову.
После освобождения Новочеркасска из города не успела выехать значительная часть той буржуазии, которая бежала на юг из Петрограда, Москвы и других городов и нашла свое убежище на Дону и на Кубани. Осталась в Новочеркасске и часть «золотопогонников» — офицеров белой армии. Все они представляли собой немалую опасность.
Чрезвычайной комиссии и особым отделам армии приходилось заниматься тяжелой и ответственной работой. Людей не хватало. Руководители ЧК обратились в трибунал 9-й армии с просьбой временно откомандировать в их распоряжение несколько человек для оперативной работы. В их число попал и Григорий.
Один из товарищей Сыроежкина по работе в трибунале, а затем и в Новочеркасской ЧК И.Д. Павлов вспоминал: «Я не погрешу против истины, если скажу, что в оперативной работе Чрезвычайной комиссии он находил полное удовлетворение своим наклонностям. Он был сообразительным, быстрым в движениях, сильным физически. Ему, видимо, импонировало то, что результаты его оперативной работы получались тут же, сразу и полностью зависели от того, как он построит и приведет в исполнение задуманный им оперативный план».
На этот раз работа Григория Сыроежкина в ЧК длилась недолго. Через четыре месяца его переводят в реввоентрибунал Кавказского фронта вначале комендантом, а затем следователем.
А в январе 1921 года его направляют в Москву, следователем Реввоентрибунала Российской Республики. На различных должностях (следователь, начальник части следственного надзора, начальник следственного отдела трибунала) он служил до августа 1921 года, однако с одним существенным перерывом.
Об этом в личном деле говорит короткая запись: «Состоя сотрудником Трибунала Республики, был командирован на территорию б. Саратовской губ., Балашовского уезда, в районе Елани, командовал отрядом против банды Попова…»
Весной 1921 года в стране произошли тревожные события. В марте вспыхнул Кронштадтский мятеж, резко активизировали свои действия бандитские отряды Антонова в Тамбовской губернии и махновские банды на Украине, с территории буржуазной Польши и Румынии на советскую землю были переброшены отряды Б. Савинкова и некоторые подразделения, сформированные из остатков белогвардейских войск генерала Врангеля.
Тамбовская губерния не случайно стала очагом восстания: малочисленность пролетариата, большая прослойка кулацких элементов, ставших опорой партии эсеров, остатки белогвардейских войск. Военная разруха и недород 1920 года принесли новые испытания. Росла дороговизна, деньги обесценивались. Вследствие мобилизаций на фронт губернская партийная организация была ослаблена. Кулаки захватили многие местные Советы.
Используя недовольство крестьян продразверсткой, случаями нарушения законности отдельными продагентами (в том числе и специально спровоцированными врагами), эсеры создали «беспартийный», а по существу кулацкий «Союз трудового крестьянства» — СТК (кстати, местное население расшифровывало эту аббревиатуру как «союз тамбовских кулаков»). Не решаясь открыто провозглашать антисоветские лозунги, они выдвинули новые: «Долой продразверстку!», «Да здравствует свободная торговля!», «Советы без коммунистов!», «За свободные Советы!», рассчитывая этим привлечь к себе крестьян.
Подняв мятеж, антоновцы зверски расправлялись с коммунистами и комсомольцами, с членами местных Советов, отказывавшимися встать на их сторону. Было убито более двух тысяч партийных и советских работников, нанесен большой материальный ущерб народному хозяйству.
К концу 1920 года численность мятежников доходила до пятидесяти тысяч человек, разбитых на две армии, возглавляемые «главным оперативным штабом». Разрастаясь, восстание выходило за рамки Тамбовщины.
С января 1921 года вопросы борьбы с политическим бандитизмом почти не сходят с повестки дня заседаний ЦК РКП (б) и Совета Труда и Обороны. Командующим войсками по разгрому антоновщины был назначен М.Н. Тухачевский, его заместителем — И.П. Уборевич, который одновременно возглавлял действия сводной кавалерийской группы и сам участвовал в боях с антоновцами. И хотя по антоновцам были нанесены сильные удары, их количество было еще значительным, а их наглость и жестокость возрастали. В январе — феврале 1921 года части антоновской «армии» численностью до девяти тысяч человек вторглись в Балашовский и Сердобский уезды Саратовской губернии.
Одним из отрядов, злобствовавших в районе Елани, руководил Попов, который не раз проходил через родное село Сыроежкина Волково, оставляя везде свои кровавые следы. Его банды действовали самостоятельно, но стремились соединиться с «армией» Антонова.
В.И. Ленин в записке Ф.Э. Дзержинскому, возмущаясь беспомощностью местных властей, требует «послать архиэнергичных людей тотчас…» В феврале 1921 года Центральная междуведомственная комиссия по борьбе с бандитизмом под председательством Ф.Э. Дзержинского приняла решение об усилении местных органов ВЧК в районе восстаний и о направлении туда опытных работников.
На борьбу с бандитизмом направляют и Сыроежкина. Ему поручается командование отрядом, действовавшим в его родных местах, в районе Елани, против банды Попова. Там развертываются серьезные бои. Сыроежкин, хорошо знающий эти места, не раз выводит отряд в тыл врага, наносит ему потери, к тому же проводит агитационную и организаторскую работу среди местного населения.
Антоновцы не вступали в бои с превосходящими силами красных частей, нападали только на заведомо более слабого противника, в случае неудачи рассеивались по лесам. Сыроежкин учитывал эту особенность их тактики.
…Отряд антоновцев укрылся в небольшой деревне. Уничтожить его лихим кавалерийским налетом или атакой пехоты было практически невозможно. Деревня примыкала к густому лесу, куда антоновцы сразу же скрылись бы, заметив, что на них движутся превосходящие силы или им грозит окружение.
Григорий задумал выманить бандитов из деревни на открытое место. Рано утром по направлению к деревне двигался обоз продармейцев — пять подвод, на козлах каждой сидели один-два человека. В подводах лежали по два-три бойца, укрытые соломой, — почти весь отряд Сыроежкина. Когда до деревни оставалось метров 250–300 и антоновцы уже наверняка готовились «принять» обоз, вдруг из-за придорожного куста, выскочил парень, который стал что-то кричать «продармейцам», указывая рукой на деревню. «Продармейцы» остановились, а затем, как и было задумано, развернули подводы и «в панике» стали удирать, захватив с собой парня-разведчика.
Антоновцы, конечно же, не могли упустить такую добычу. С полсотни всадников вырвались из деревни и погнались за «продотрядом». Выбежали, не желая отставать, и пешие.
Когда бандиты были уже недалеко, Сыроежкин — а это он был возницей в первой телеге — дал команду: «Стой! Огонь!» Подводы остановились, красноармейцы дали залп. Несколько бандитов упало. И в этот момент из ближайшего леска вылетел эскадрон красной конницы.
В этом бою почти вся банда была уничтожена, лишь нескольким из них, включая командира отряда Попова, удалось скрыться в лесу.
Группа Сыроежкина и кавалерийский эскадрон потерь не понесли, только два бойца были легко ранены. После боя Сыроежкин и командир эскадрона съехались, чтобы поблагодарить друг друга за хорошее взаимодействие. Протянув руку, командир отряда представился;
— Сыроежкин Григорий.
Плотный, неулыбчивый комэск, крепко пожимая руку, назвал себя:
— Жуков Георгий. — И вдруг усмехнулся: — Почти тезки!
В своей книге «Воспоминания и размышления» Г.К. Жуков писал, что основное поражение антоновцам было нанесено в районе Сердобска, Бакуры, Елани… Остатки разгромленной банды бросились врассыпную в общем направлении на Пензу. В Саратовской губернии они были почти полностью ликвидированы с
