Однако у современной утопии есть еще одна трудность. Дело в том, что утопия сформировалась в русле размышлений об устройстве человеческих дел, о гармонии человеческого бытия, о совершенствовании человека и общества. И облюбовав себе будущее, утопия старается заглянуть как можно дальше вперед. А дальние прогнозы за последнее время все больше связываются с идеей сверхцивилизации. Представители же сверхцивилизации — это уже не совсем люди, даже если речь идет о наших отдаленных потомках. Они и сделаны-то будут, возможно, из другого «теста», чем мы, так как с идеей сверхцивилизации сопряжены споры об автоэволюции, киборгизации, генной инженерии и пр. Предполагается, что сверхцивилизация должна обладать почти сказочным могуществом, она подозревается в умении зажигать и гасить звезды в самом нефигуральном значении этого слова, использовать «черные дыры» для путешествий во времени и пр. С. Лем считает, что наши отдаленные потомки настолько будут превосходить нас, что станут существами, нам совершенно чуждыми. Поэтому идея сверхцивилизации уже не подвластна утопии, она за пределами ее возможностей.
Порой воцарение Утопии воспринимается как переходный период, как подготовка к скачку в новое качество. И этот скачок выглядит как некая катастрофа, как разрушение мира человека, как гибель человеческой расы. Во всяком случае, так получается в романе А. Кларка «Конец детства». На самом деле переход к новому качеству — сверхцивилизации — будет, очевидно, не столь катастрофичен и более постепенен.
Можно предположить, что сверхцивилизация не «по зубам» не только утопии, но и вообще искусству. Сверхцивилизация — это только идея, не облеченная в плоть, не получившая индивидуализации, она только мыслится, для ее воплощения у искусства нет конкретной чувственной основы. Можно еще придумать внешнюю, материальную «плоть» этих неизвестных существ раскрасить их в разные цвета (глаза — зеленые, волосы — голубые, кожа золотисто-коричневая и т. п.), изобразить их вовсе не похожими на людей и пр. Но как выдумать главное — иную духовную организацию?
В повести А. и Б. Стругацких «Далекая радуга» была сделана попытка изобразить такое необычное и даже отчасти чуждое нам существо. Среди героев повести есть некто Камилл — человек, срастивший себя с машиной. Он действительно во многом непонятен окружающим, он обладает многими свойствами, недоступными человеку, в том числе практическим бессмертием и даром предвидения, так как аналитические его способности неизмеримо выше человеческих. Как воплощение отвлеченной идеи этот образ довольно любопытен, но в плане чисто художественном этот путь все же бесплоден, так как предположить нечто духовно нам чуждое или непонятное можно, представить и изобразить — по меньшей мере, затруднительно. Поэтому можно бесконечно долго рассуждать о будущем обществе киборгов, но практически населить роман одними Камиллами — значит потерпеть фиаско. Бесконечное множество вариантов открывается художнику только на уровне индивидуальности, а это возможно лишь, когда он имеет дело с близкой и знакомой ему духовной организацией.
Вот почему герои А. и Б. Стругацких «почти такие же», как современники авторов. Это твердая позиция писателей. Вот почему в «Возвращении со звезд» С. Лем показывает общество бетризованных людей со стороны, через восприятие героя, а главным героем, через душу которого проходят все эти впечатления и загадки духовно очень изменившегося общества землян, делает человека «почти такого же», как наши современники.
Сверхцивилизация, несмотря на огромный интерес к ней, остается в современной фантастике и утопии на периферии. Так, в романе Э. Нортон «Саргассы космоса» речь идет о некоей странной цивилизации, от которой остались следы — циклопические сооружения, кажущиеся почему-то странными и ужасными человеку. Но почему — остается неясным. В повестях А. и Б. Стругацких неоднократно упоминаются таинственные Странники, но и тут мы ничего не узнаем о них, кроме того, что эта цивилизация обладала невиданным могуществом. И так везде — остатки сооружений, непонятного назначения техника, тайна — одним словом, только следы цивилизации. С самими же представителями этих цивилизаций мы обычно на страницах современных фантастических книг не встречаемся.
Идея сверхцивилизации не поддается пока утопическому упорядочиванию. Как решится это новое противоречие, вставшее на пути развития утопии, стремление к дальнему прогнозированию и практическая невозможность художественной конкретизации этих прогнозов на данном этапе — покажет будущее.
Примечания
°1
Характер этой дискуссии проанализирован в кн. А. А. Михайловой «О художественной условности (в искусстве и литературе)» (2-е изд. М: Мысль, 1970), поэтому подробнее на ней мы останавливаться не будем.
°2
Фейербах Л. Избранные философские произведения: В 2-х т. М.: Госполитиздат. Т. 2. 1955, с. 693.
°3
См.: Михайлова А, А. О художественной условности. 2-е изд., с. 167.
°4
См.: Дмитриев В. А. Реализм и художественная условность. М.: Сов. писатель, 1974, с. 16. Ф. Мартынов определяет это явление как «норму в искусстве», см.: Мартынов Ф. Т. Магический кристалл (эстетическое восприятие и условность в искусстве). Свердловск, 1971, с. 94.
°5
Аскаров Т. Эстетическая природа условности. Фрунзе, 1966, с. 62 — 70.
°6
Мотылева Т Л. Иностранная литература и современность. М.: Сов. писатель, 1961, с. 351.
