пробили гвоздями, кровь текла из его ран. Ему было очень больно.
Мне становилось жалко бедного боженьку, с которым люди поступили так скверно. Слезы подступали к моим глазам…
Так с самого раннего детства мне внушали, что бог есть. О нем мне говорили все: дедушка и бабушка, мама и папа. Говорили самые близкие, любимые и уважаемые люди. Могли я им не верить? Ведь в другом они меня не обманывали. «Значит, все рассказы о боге, небе и его обитателях — правда!» — думал я.
Но я не только узнавал о боге. В семье заботились, чтобы я полюбил бога, почитал и боялся его.
Если в день рождения я находил под подушкой игрушку, о которой давно мечтал, мне говорили, что это бог услышал мои молитвы и исполнил мое желание.
При каждом удобном случае мне напоминали, что бог все видит, все знает, а за непослушание наказывает. Постепенно бог стал для меня живым, близким и понятным. Так бывает со всеми искренне верующими. Искренне верующие люди не только признают, что есть бог. Они любят и боятся его, стараются сделать ему приятное, с тем чтобы он помог им. Переживания эти придают особую силу вере. Благодаря им вера становится живой. Живым становится и бог.
Как и все дети, я любил развлечения, игры, забавы.
Не знаю, как ты, а я, играя, обычно подражал тому, что видел. Если я проходил мимо железной дороги и видел поезда, то обязательно, придя домой, начинал строить железную дорогу. Побывав в кино, дома я устраивал представление.
Но в кино меня водили несколько раз в год, в церковь же гораздо чаще. С мамой, с бабушкой, а иногда и с папой мы ходили туда не только каждое воскресенье, но и во время церковных праздников.
Я был очень маленьким и не понимал, что происходит в церкви. Но все, что я там видел, производило на меня сильное впечатление: и слаженное, красивое пение большого хора, и люди в блестящих, необычных одеждах. Они чинно расхаживали, церемонно раскланивались друг перед другом, пели, говорили какие-то непонятные слова…
Возвратясь домой, я старался подражать тому, что видел в церкви. На больших листах белой бумаги я, как умел, рисовал иконы (настоящих мне для игры не давали — грех большой!) и вешал их на спинки стульев. Из разных тряпок делал подобие одежд священника. Брал в руки самодельное кадило — и служба шла полным ходом. Молитв я тогда почти не знал и поэтому бормотал все, что помнил из «священных» слов, не заботясь об их смысле.
Игра заставляла меня, когда я бывал в церкви, внимательно присматриваться и прислушиваться к тому, что я там видел и слышал. Так, без всяких усилий, я постепенно запоминал длинные и пока еще непонятные для меня молитвы. Выучил порядок богослужения. Мне очень хотелось участвовать в настоящей церковной службе.
Однажды, когда у дедушки было хорошее настроение, я осторожно завел с ним такой разговор:
— Дедушка! Можно, я буду прислуживать тебе в церкви?
Бывая в храме, я видел мальчиков, одетых в стихари — особые церковные одежды наподобие рубах с широкими рукавами — и принимавших участие в богослужении. Как я завидовал им!
Они у всех на виду. Не просто стоят и молятся, а действуют: зажигают лампады, раздувают кадило и подают его священнику, носят во время службы свечи, держат «священные» книги, читают и поют молитвы. Мне казалось все это очень интересным…
Тебе, конечно, трудно поверить, чтобы мальчишка не нашел себе более увлекательного дела. Но ты забываешь, что я рос в иных условиях. В буржуазной Латвии не было ни детских театров, ни Дворцов пионеров. Не было ни октябрят, ни пионерских отрядов. Мы росли скучно, разобщенно, каждый сам по себе. Церковь была для меня единственным местом, где я мог как-то проявить себя. Всем моим близким и дедушке нравилось мое увлечение церковью. Поэтому, когда я попросил разрешения прислуживать в церкви, он одобрил мое намерение. Но предупредил, что это дело серьезное и нельзя относиться к нему как к игре.
— Помни, Лешенька, — ласково погладив меня по голове, наставительно сказал дед, — алтарь — святое место. Там невидимо присутствует сам бог. Входить в алтарь могут только особо посвященные лица — духовенство. Из простых людей этой чести удостаиваются немногие: те, кто живет праведной жизнью, соблюдает заповеди божий. Если у тебя возникло желание служить богу, значит, сам господь невидимо призывает тебя на это служение. Смотри же, внучек, будь достоин его избрания!
Эти слова глубоко запали мне в душу. После разговора с дедушкой богослужение перестало для меня быть игрой, стало священнодействием. Я поверил, что сам бог выбрал меня из числа многих других детей для того, чтобы сделать своим верным слугой.
Входя в алтарь, надевая на себя «священные» одежды, участвуя в богослужении, я чувствовал себя в особой роли избранника божия. Мне казалось, что я чем-то отличаюсь от других мальчиков, по крайней мере, должен отличаться.
Но чем?
Ответ подсказал мне дедушка: нужно стараться соблюдать «заповеди божий». И я, как мог и умел, старался это делать. Старался больше молиться, постился, старался никого не обижать, слушаться старших.
Я еще больше полюбил церковь, гордился своим участием в службе. Если почему-либо не мог пойти в храм, тяжело переживал. Родители знали об этом и иногда вместо наказания не пускали меня в церковь. Я горько, горько плакал.
Быстро бежали дни, месяцы, годы… Наконец мне исполнилось семь лет. Я пошел в школу, научился читать. И дедушкина комната стала для меня еще привлекательней.
Стоял там старый-старый книжный шкаф. В этом шкафу хранились книги. Мне они казались таинственными, загадочными. Почему — не знаю сам. Наверное, потому, что, когда я был маленьким, дедушка строго-настрого запретил их трогать. Зато я видел, как он в свободное время брал какую-нибудь из этих книг, садился за стол, не спеша надевал очки и погружался в чтение. В это время его старались не отвлекать разговорами.
Конечно, меня интересовало, что же написано в дедушкиных книгах. Не раз я просил его почитать мне вслух, но всегда слышал в ответ: ты еще мал.
И вот теперь я сам мог читать дедушкины книги.
Из них я все больше узнавал о боге. Если раньше я просто верил в боженьку, смутно представляя его себе, то теперь моя вера приобрела большую определенность.
В руки мне попадались и страшные книги, после которых я долго не мог заснуть или просыпался от того, что мне снились кошмары. Это были книги о злой силе, о черте, о сатане. В них яркими красками рисовался ад, где мучаются грешники.
И я верил. Верил глубоко и искренне. Церковь уже крепко держала меня в своих сетях.
Конечно, то, что мы узнаем, видим в раннем детстве, запоминается на всю жизнь. Поэтому религиозное воспитание, которое я получил в семье, надолго запало в душу. Я вырос верующим, окончил Московскую духовную семинарию и академию. Около пяти лет прослужил священником… Да, дорого заплатил я за красивую ложь о боге: почти тридцать лет жизни прошли впустую.
Но бывает и так: верующим становится сознательный человек. Недавно мне позвонили из школы:
— Приезжайте скорее! У нас беда!
Оказывается, в школе узнали, что ученик седьмого класса верит в бога. Ребята сначала растерялись: уж очень случай необычный. И в самом деле, что тут предпринять? На совет отряда вызвать? В стенгазету написать? Выделили самых сильных учеников, чтобы они с этим мальчиком поговорили, постарались переубедить его, доказать, что бога нет и быть не может. Говорили, спорили несколько дней — толку никакого. Тогда и решили попросить меня рассказать Мише о себе, о том, как вера в бога исковеркала мою жизнь. В конце концов Мишу удалось спасти. Но как случилось, что ученик седьмого класса попал в сети врага? Я много раз встречался с Мишей, мы подолгу беседовали. И я хочу рассказать тебе его историю.
Миша неплохо учился, любил кино и шахматы, был веселым, общительным мальчиком. Правда, родители его верили в бога, но сына не принуждали молиться, ходить в церковь. Люди простые, малограмотные, они соблюдали церковные обряды больше по привычке. Вся вера родителей Миши
